Тодор Кондов - Передает «Боевой»

— А без этого дела лучше не жить, — добавил он.

Владков ударил кулаком по столу.

— Веревки не боюсь. Пуля меня не берет, а дело мне известно — уйти в горы.

— Нет, еще опаснее: в пасть к волку. Мне нужна твоя помощь.

Владков понял.

— Послушай, брат, если бы я мог! Я не член партии, пришел из Дряново. Ты это знаешь. Веришь мне?

Эмил с улыбкой проговорил:

— Вряд ли, браток, мы говорили бы с тобой вот так, как сейчас, если бы я не верил тебе. Меня пугает то, что это очень тяжело. Человек, несмотря ни на что, должен каждый день, каждый час быть готов ко всему. Ко всему, браток.

— Я прошел и через полицию!

— Хорошо, браток, значит, ты готов. А вот согласен ты лишиться личной жизни, спокойствия, сна, хлеба?

Владков чуть слышно проговорил:

— Да не хочешь ли ты, чтобы я пошел на легкие заработки в полицию как провокатор? Зачем же тогда ты говорил со мной об этом? Для коммуниста работа — прежде всего. У меня волосы встают дыбом, когда я вижу, что творится в мире, а мы все раскачиваемся.

Они молча пожали друг другу руки. Владков встал по стойке «смирно» и протянул повестку: явиться на призывной пункт.

— Брат, я завел этот разговор вот почему. Если бы ты не предложил мне эту работу, попросил бы тебя разрешить мне уйти в горы. Я с восемнадцатого мобилизован в пятый запасный батальон в Тырново.

Владков попал в канцелярию батальона. По совету Эмила он стал завязывать дружбу с офицерами. Однажды, когда он пытался поймать музыку по радио, случайно напал на какую-то русскую станцию. Ему хотелось слушать и слушать. Голова закружилась, сердце сжалось, и он даже выругался.

Один поручик рассмеялся:

— Не матерись, Владков! Гитлер здорово взялся за них, так что можешь быть спокоен!

Владков весь сжался, опустил голову и углубился в работу.

Нужно спешить. «Пар» — Эмил — требовал от него данных, цифровых сведений о мобилизационных формированиях 18-го егерского пехотного полка, схемы дислокации 5-й пехотной дивизии на болгарско-турецкой границе. Нужно снять копии с штатного расписания пехотного полка. Между прочим, к нему в руки попало секретное письмо: запрещалось допускать болгар к сербам-военнопленным и давать продукты этим несчастным.

Владков хитрил: учил детей офицеров ездить верхом, водил больных к врачу, искал случая попасть в доверие к начальству. Он ласково улыбался, делал комплименты. Владков спал в канцелярии, а поскольку у него были боли в желудке, он иногда по целым ночам «корчился» от болей. Иногда видели, как он ночью, наглотавшись таблеток, работал над документами батальона.

— Не могу уснуть. Пытаюсь работой отвлечь внимание от болей, — говорил он в таких случаях.

А потом ценные сведения надо было вынести из казармы. Владков чувствовал, что эта последняя фаза работы особенно опасна.

Он создал целую систему. Сам, без чьей-нибудь помощи. Отламывал концы у стеклянных трубочек, вкладывал в них данные и запаивал их снова. Потом опускал трубочки в темные бутылочки с лекарствами. И никто не догадывался, что худой солдат из запаса с горящими глазами был счастливым солдатом. Но не в армии его величества…

Доктор Пеев настаивал на том, что необходимо найти сотрудника-железнодорожника.

Почти в каждом сообщении Центра задавались новые вопросы, связанные с транспортировкой частей вермахта из Греции и Сербии на Восточный фронт, а рассчитывать только на «Журина» становилось все труднее. Было опасно нагружать его несвойственными сфере его деятельности заданиями.

Иван Владков очень быстро сумел установить связь со своим давнишним знакомым Тодором Николовым Василевым, старым коммунистом и добряком, контролером на БДЖ [9] БДЖ — болгарские государственные железные дороги. — Прим. ред. .

Тодор Николов предложение принял.

— Да мне нечего раздумывать. Это мой долг перед партией.

Доктор Пеев, узнав о решении Тодора Николова, стал ходить взад и вперед по кабинету с карандашом в руках, которым он постукивал по лбу и по губам.

Этот железнодорожник просто-напросто считает, что настала его очередь. Об опасностях он знает. Наверняка думает: «Если и до этого дойдет черед, поищу выход. Да и умирают-то всего лишь один раз».

Елизавета улыбалась. В последнее время с получением первых сведений о том, что наступление фашистских армий остановлено, Сашо стал нетерпеливым. Он сильно уставал: приходилось часами просиживать над новыми данными, сопоставлять их с предыдущими. Ему хотелось, чтобы каждое переданное в Москву слово было абсолютной правдой.