Алексей Штрыков - Шаньго чжуань. Тетрадь в белом бархате [СИ]

— Что-то я успел захватить с собой, а остальное ищите в «диком краю» или в ядовитом тумане, — развёл руками Яо. — Но не сомневайтесь: при нашем нынешнем запасе «индийских гранатов» мы скоро будем знать и об устройстве топливных цилиндров.

Тем бо́льшую значимость в моих глазах приобрели возобновившиеся уроки с Мэйлинь, от письменности плавно перешедшие к основам лексики и грамматики чуского наречия. Всё это время я читал в её лице глубокую печаль и не знал, чем она вызвана: воспоминаниями о судьбе подруг и жениха, тревогой о здоровье матери или, может быть, мыслями о моём очередном отбытии с Дуншаня.

За три недели У Чжайбо исчерпал весь свой арсенал даосских плясок и фокусов, а Яо подготовил целую тетрадь схем и сопроводительных текстов и для верности положил её в кожаный пакет. Барабанчику предстояло отбыть чуть раньше меня, и я поинтересовался, какой дорогой он планирует идти к Хунчоу.

— Кто ж меня знает! — весело откликнулся он. — Вероятнее всего, переберусь в Ци по дуге, а оттуда — в Вэй через ущелье или через Чжао, под настроение.

Этого ответа я и боялся. «Дикий край» мелькал в наших беседах слишком часто, и я предложил моему гостю безопасности ради продвигаться через Девять областей, пускай даже выйдет солидный крюк. У согласился, что ставки слишком велики, наметил вместе со мною безопасный маршрут и на всякий случай зашил пакет с чертежами за подкладку походного халата. Запротестовал он, только когда я предложил ему провожатого, но и здесь в итоге согласился, узнав, что его спутником станет Минхёк — кореец, да ещё и земляк госпожи Кан.

На следующий день уже свой маршрут я обсуждал с префектом. Мне, в отличие от Барабанчика, полагалась неплохая свита. Торговый дом Чхве, на чьи деньги я, собственно, и покупал имение, отправлял со мною четырёх вооружённых охранников (все четверо — по фамилии Чхве) и бойкого поверенного (как ни странно, по фамилии Ким). Отдельно, при разговоре с глазу на глаз, правитель Дуншаня достал из-за пазухи два запечатанных конверта. Их подлежало передать генеральному инспектору Чэню из рук в руки, ни в коем случае не повреждёнными. Наверное, именно так выглядело пресловутое письмо сиротки Лю из романа о братьях-тиграх: «Немедленно схвати подателя сего и предай лютой смерти».

— Не волнуйся, мой мальчик, здесь нет никакого подвоха, — улыбнулся префект, увидев на моём лице тень подозрения. — Я напоминаю господину инспектору о кое-каких прежних услугах и прошу его оказать тебе содействие как моему протеже.

Позже, в день отправления, оказалось, что поначалу моим попутчиком будет и администратор Ли. Мы благополучно добрались до Циской дуги и там взяли две коляски. Ким и охранники деликатно держались в стороне, предоставляя двум учёным господам возможность непринуждённо беседовать. В моей голове роились мысли о нашем тайном замысле, и всё же — на всякий случай — мы ограничились обсуждением общих тем и политических новостей страны (той же отставки главного цензора правой руки Тянь Чуанфэя, которую, как и предсказывал Су Вэйчжао, принесла на хвосте на редкость яркая комета). Лишь перед самым прощанием в Сыту странствующий администратор тихо спросил меня об успехах в стрельбе.

— Ваши наставления пошли мне на пользу, — ответил я. — Но, боюсь, навыка мне всё же не хватает. Я, может быть, и смогу кого-то попасть, но толку от такого попадания будет не слишком много. А это скорее раззадорит противника, чем выведет из боя.

— Чего-то подобного я и ожидал, — улыбнулся Ли. — Что ж, тогда примите небольшой подарок от меня, мастера Сюя и доктора Ина.

Он вынул из рукава небольшую бамбуковую шкатулку. В ней лежали ещё две стрелы, похожие на ту, с которой я практиковался, но острия были залеплены воском. После упоминания начальника химической лаборатории излишне было и говорить, что стрелы отравлены ядом мгновенного действия и обращаться с ними нужно в высшей степени осторожно. Я лишь уточнил, как и когда нужно удалять воск.

— Затвор сделает это за вас перед выстрелом, — Ли закрыл шкатулку и передал мне.

Мы уже раскланивались, когда сидевший неподалёку на улице торговец зеленью вдруг вскочил с места и с криками заспешил в нашу сторону. Это был старик в пёстрой повязке и халате сектанта «матушки Кён», но с чистым, благообразным лицом. Поначалу мне показалось, что он лопочет что-то бессвязное, но затем я понял, что это какой-то другой язык, не китайский и не корейский. На уроках нам рассказывали, что на севере Ци компактно живёт один из малых народов, но к стыду своему я не помнил, какой именно.