Алексей Штрыков - Шаньго чжуань. Тетрадь в белом бархате [СИ]

В школе нам рассказывали про «черепаший камень», но прежде я его не видел даже на рисунках — а тут мне довелось впервые подержать его в руках. Доставленную на поверхность руду раскалывают на куски среднего размера, их загружают в барабан мельницы, которая приводится в действие движением огромного ворота — его вращают четверо рабочих. Кусочки на выходе получаются совсем небольшими — в ладони их умещается с дюжину. Отборщик ищет среди них те, у которых явно выражены рыжеватые прожилки, их отправляют на обжиг — после него серовато-бурая порода становится совершенно чёрной, а прожилки приобретают необычный ярко-зелёный цвет, подобного которому я, кажется, не встречал больше нигде в природе.

Каждый из упомянутых этапов требует предосторожностей. Мелкую крошку «черепашьего камня» и тем более дым, образуемый при обжиге, ни в коем случае нельзя вдыхать. Можно только догадываться, в каких условиях рудокопы производили эти работы в минувший месяц. Скорее всего, серьёзные отравления получили и они сами, и их семьи. В третьем послании я писал о настоятельной необходимости направить в деревню хорошего врача, и из слободы прибыл доктор Дяо, который разом поставил половине жителей ужасающие диагнозы, но по моей просьбе не стал их оглашать.

За несколько десятилетий интенсивной добычи шатоская шахта сильно разрослась и ушла вглубь. И если штольня ещё худо-бедно получала свою порцию солнечного света, то за ней начиналось царство сплошного мрака, какому позавидовал бы Удел Великой Пустоты. Слюдяные фонари кое-как разгоняли тьму, и явившийся с Дуншаня инженер Хон со странным смаком указывал на плохо подогнанные крепи и щербатый настил. Особенно это чувствовалось в свежих выработках, где спешка и волнение напрочь выбивали из шахтёров всякое понятие о безопасности.

Найдя уголок чуть поодаль от оживлённого шахтёрского маршрута, мы расположились передохнуть. Меня никогда не пугали замкнутые пространства, но осознание того, что мы находимся внутри горы, которая в любой момент способна на нас обрушиться, сильно давило — простите за невольную игру слов.

— Полбеды, если кого-то из этих дурней попросту засыплет, — Хон достал трубку и с моего рассеянного позволения закурил. — Подумайте, высокородный сударь, ведь мы сейчас находимся гораздо ниже уровня тумана. Если кому-то хватит рвения пробить дыру наружу, эта отрава зальёт полшахты.

Отчего-то вспомнилась циская пещера, в которой погиб Айго, и мне стало вдвойне не по себе.

— Даю вам пять дней, чтобы привести шахту в порядок, — сказал я как можно суше.

— Так это нужно будет заниматься только наведением порядка, — ухмыльнулся инженер, покручивая ус.

Я понял, что он торгуется, добавил ему два дня и пообещал щедрую награду за работу, сданную в срок и как следует, — и суровое наказание за каждого погибшего в забое. С такими недочётами на шахте и таким количеством больных рудокопов нечего было и думать о двойных нормах.

Возвращаясь, я обратил внимание на большой продолговатый камень у первой развилки. Он доставал мне до середины бедра и сверху был совершенно гладким. Шатосцы охотно сообщили, что это дядюшка Субин, покровитель местной шахты, который стоит здесь с незапамятных времён и обещает поддержку всякому, кто погладит его по голове. Что-то в этом камне показалось мне подозрительным, и я с фонарём в руке тщательно его изучил. У самого низа я обнаружил два характерных глазка и, хотя по форме «дядюшка» едва ли походил на грушу, приказал удальцам вынести его на поверхность и отрядил двоих в караул.

Поначалу это вызвало сильное недовольство рудокопов: мало того, что из-за моих распоряжений работа стала вестись медленнее и к ней перестали допускать больных, я ещё и отнял у них любимого истукана! За «добрым дядюшкой» в первые дни приходили целые делегации, но возвращать гуйшэня в шахту было бы глупо — мало ли что может приключиться. Тут очень пригодился подвешенный язык и умения Воронёнка: он сутками пропадал в кабаках и на рабочих посиделках, но во всей деревне не осталось, пожалуй, никого, кто не услышал бы, что в действительности именно этот камень до сих пор был причиной всех шахтёрских несчастий. Подтверждением его слов было то, что за то время, пока я был в Шато, там действительно обходилось без несчастных случаев.

Поначалу дядюшка Субин стоял неподалёку от рудника, затем его перенесли к мосту на Дуншань. Но ни при белёсом, ни при каком-то ещё тумане камень не трескался — хотя пару-тройку крылатых чудовищ рассекли на моих глазах. Я подумывал о том, чтобы оставить Субина в покое, но всякий раз отказывался из-за этих глазков — один в один как у гуйшэня!