Алексей Штрыков - Шаньго чжуань. Тетрадь в белом бархате [СИ]

Кто и зачем совершил это убийство? За неимением лучших вариантов поверим всему, что говорил Цао. Пэк при своём характере легко мог нажить себе врагов, но орудие преступления исключает простое сведение счётов (если, конечно, его не устранил Чхве или юский правитель, во что решительно не хотелось бы верить). Нож, брошенный у моста, намекает, что убили не по ошибке, хотя здесь уверенности нет. Кроме того, внезапная перемена в поведении Ханыля говорит о том, что он был встревожен. Возможно, он перешёл дорогу силе, которой заведомо не мог противостоять, а получив угрозы, решил, что бежать и прятаться бесполезно, и обратился за помощью к шаманам, на которых корейцы во многих случаях полагаются безоговорочно.

Чтобы разобраться, кто убийца, вначале разберёмся в самом Ханыле. Кто он такой и для кого представлял интерес? Рудокоп, карикатурист и смутьян — вот и всё, что я о нём знал. Человек, который был лицом шатоского протеста, но спрятал это лицо за звонкую монету и сейчас мёртвым оказался опаснее живого. Вот оно! Задачей преступника было за эту смерть, словно за ниточку, вытащить бунт.

— Убийца в Шато, — вслух сказал я.

Администратор Ли кивнул. В Шато или на пути в Шато. Чтобы вновь собрать хворост для костра и подложить трут, который вспыхнет сразу же с возвращением Кванмина. Ли опередил мой следующий вывод и несколько осадил меня:

— Старейшины Пэков и Тынов люди уравновешенные и не дадут своим схватиться за колья. Ведь это верная смерть. Я думаю, мстить они будут иначе.

— Как же?

— Откажутся добывать «черепаший камень».

На носу была отправка очередной партии в Тайцзин. Из-за волнений в Шато господин Чхве и так едва успел бы сдать оговоренный объём, а демонстративный саботаж сделал бы положение в разы опаснее. Новых шахтёров нужно было ещё найти и подготовить, времени на это не оставалось, а для перемены отношения столицы к несменяемому префекту хватило бы малейшего повода — и взятки тем же Шэнам. И вот тогда… Тогда высокий суд мог бы по-другому рассмотреть дело об убийстве Ханыля и даже показательно покарать господина Чхве, внезапно ставшего неугодным.

Всё это красиво складывалось в одну картину, если бы не одно обстоятельство…

— Но таким образом, — произнёс я, — шатосцы сами остаются без средств к существованию. Скоро зима, за другие дела браться поздно. Что же их прокормит?

— «Черепаший камень», — отметил Ли.

— Но ведь вы сказали, что они перестанут его добывать?

— Я сказал, что они откажутся его добывать, но не перестанут.

— Чтобы продавать кому-то другому?

— До поры. Пока не придумают для себя что-то ещё, — Ли провёл пальцами по несуществующим усам и бороде. — Нарушение государственной монополии тоже сурово карается, но всё-таки не столь сурово, как бунт. Впрочем, шатосцы и на это бы не пошли, не знай они наверняка, что на товар найдётся покупатель. И покупатель этот сейчас в Шато или на подступах.

Круг замкнулся. Или почти замкнулся.

Но кто мог столь яростно желать беды господину Чхве — и действовать при этом столь сложно и изощрённо? Кто-нибудь, кто, как юский префект, потребовал выдачи беглеца, но получил отказ? Или, может быть, преступные банды, с которыми он порою боролся весьма жестоко?

— А может быть так, что преступников интересует не отставка Чхве, а, скажем… крупная партия «черепашьего камня»? — спросил я.

— Может, — согласился странствующий администратор. — Но может быть и так, что Пэк Ханыль просто чем-то отравился, а всё остальное в Ю придумали для колоритной истории.

Заметив приятную на вид чайную, мы сели за столик и за чашкой душистого отвара (который часто подают в яньских заведениях и называют «чаем» с большой натяжкой) поговорили о мелочах и пустяках. После этого мы разошлись: и Ли, и мне хотелось побыть наедине со своими мыслями. Меня отчего-то не отпускал рассказ о каменном карнизе вокруг Юцзюэшаня. Очень живо представлялось, как преступник крадётся по нему и затем выбирается наверх. Уверенный в том, что теперь, зная о карнизе, я сумею его разглядеть и, может быть, найти что-нибудь полезное, я на коляске добрался до ворот и вышел к мосту.

Первым делом я убедился в правдивости слов о второй доске. Затем напряжённо всмотрелся вниз и, как мне показалось, заметил в тумане каменный выступ и пару пещер. Сейчас я уверен, что это воображение подсовывало мне то, что я хотел увидеть, рисуя это в прожилках совершенно непроглядного тумана. Далее я обследовал участок непосредственно у пилонов моста. Юские стражники подозрительно на меня косились, но, видимо, облачение чиновника седьмого ранга производило должное впечатление — мне не только не задали никаких вопросов, но даже дали ответы на мои собственные.