Алексей Штрыков - Шаньго чжуань. Тетрадь в белом бархате [СИ]

Уже потом, вспоминая, я думал, что события той ночи (достаточно слегка приврать) как нельзя лучше подходят под затравку страшной истории — из тех, которыми потчуют друг друга школьники и рабочий люд в долгие дежурства. Путь в темноте — чем не начало страшилки о царице ночного мрака, чьё дыхание смерть, или о лиловом оборотне, который за ноги стаскивает заплутавших странников в туман, а потом под их личинами приходит к их же родственникам. А эта безлюдная стоянка? Не иначе приют разбойника или вовсе лисья западня. Тогда же мысли были совсем о другом. Су закашлялся, и, когда в хижину кто-то зашёл, я даже не сразу обернулся.

— По такой погоде ходить опасно, — произнёс вошедший.

Он был в соломенном плаще поверх плотного халата, какие носят корейцы. Лицо скрывала тень от широкополой шляпы, и я видел только желтозубую улыбку.

— Извините, что заняли вашу лежанку, — ответил я заплетающимся языком. — Мы очень устали в дороге.

Он отмахнулся и сказал, что всё равно сейчас собирался уходить, потому что дождя теперь не будет несколько дней. Потом кивнул на Су Вэйчжао и протянул мне какую-то склянку.

— Ваш друг совсем заболел. Тут жир. Разотрите ему руки, ноги, грудь разотрите, — и, сдвинув шляпу на затылок, добавил: — Похлёбкой не побрезгуйте.

Я оцепенел. Передо мною второй раз за путешествие стоял тот самый мертвец из «Золотой звезды». Он вышел и скрылся в ночи, словно исчез. А я остался с баночкой жира в руках. В чувство меня привёл жуткий кашель моего спутника. Я решил в первую очередь растереть именно грудь, но под рубашкой обнаружился большой кожаный пакет, закреплённый на теле тремя лентами: одна шла вокруг шеи, две другие уходили за спину. Когда я попытался его снять, Су приподнялся на локте и железной хваткой вцепился мне в запястье. Он тут же рухнул обратно, но всё было ясно. Не желая доставлять ему беспокойство, я просто передал ему баночку с жиром, а потом на всякий случай растёрся сам. Мы кое-как поужинали. Я подложил в печку углей, твёрдо вознамерившись в эту ночь не спать и быть на страже, но очень скоро заснул.

Проснулся я ближе к полудню. Су ещё спал, но то и дело кашлял. Ночной собеседник не обманул: снаружи действительно было солнечно. Я разогрел остатки похлёбки. У меня с собою был мешочек с сушёными грушами и орехами, купленный в Шанши, и всё вместе это тянуло на сносный завтрак. Вскоре очнулся и архивариус. Несмотря на плохое самочувствие, он, толком даже не поев, потребовал продолжать путь. Поначалу он шёл сам, но вскоре мне, как и ночью, пришлось поддерживать его. Как бы невзначай я спросил его, что́ было в рюкзаке, который взял рыжий разбойник.

— Ничего, о чём бы стоило вспоминать.

— То есть не то, что вы переписывали в столице?

— Нет, почему же, я переписывал это, и весьма старательно. Роман «Сон в красном тереме».

Двигались мы медленно. К вечеру добрались до заброшенной караулки, идти куда-то дальше было бессмысленно, мы доели груши и орехи и устроились на ночёвку. На следующий день я изменил маршрут так, чтобы к закату добраться до ближайшего хутора. И уже там, не слушая протестов Су, решил задержаться на несколько дней, пока его самочувствие не улучшится. Хозяин не был против постояльцев. Узнав о том, что когда-то он занимался врачеванием, я отдал ему все деньги, которые у меня оставались, и он осмотрел моего спутника и даже дал лекарства.

Пару дней я выхаживал больного, и, возможно, это придавало мне сил, чтобы самому не свалиться с простудой. Су, внешне недовольный взятой паузой, всё же был мне благодарен и делился историями из жизни столицы. Всё ли из сказанного можно брать на веру, не знаю, но было увлекательно слушать о противостоянии Шэнов со старой знатью, семействами Ляо и Сыма. Голод и волнения, хищение государственной казны и страшные трагедии, происходившие в стране, — всё без исключения беглый работник архива рассматривал через призму этой борьбы. Всё остальное словно имело побочное значение. О войне с чусцами (новости о которой всегда вызывали у меня волну негодования) он рассуждал с какой-то циничной холодностью. Наверное, ему было весело растравливать меня, а потом словно окатывать ведром ледяной воды. Помню, я возмутился тем, как генерал Линь Жуян за последний месяц сдал Чу пять городов и позволил противнику вгрызться в самое сердце области Юэ.