Алексей Штрыков - Шаньго чжуань. Тетрадь в белом бархате [СИ]

— Ничтожнейший раб недостоин благодеяний, — он ещё раз поклонился. — Фамилия вашего подлого слуги Цзюй, зовут Госю. В отличие от моих оклеветанных друзей, я терплю такую жизнь заслуженно. Пять лет назад я, ещё мальчишка, выступал с труппой мастера Си, но моей пагубной страстью было проклятое воровство. В области Лу я наконец попался, чудом избежал ареста и ударился в бега. Здесь, в Цинбао, я обрёл вторую жизнь, получив возможность помогать этим людям, но сейчас готов отправиться в Лу и дать отчёт за первую.

— Мао Цзиянь, двадцать лет, счетовод, прибыл из яньской префектуры Дуншань, — объявил я Киму и Бяню, те молча кивнули и внести соответствующие записи.

Дождавшись, пока Цзюй Госю прорыдается, я спросил у него, не найдётся ли в Цинбао ещё скромников, которые, как и он, до сих пор не вписаны в наш реестр.

— Разве что господин Оуян, — пролепетал он.

— Оуян Шутай! — грозно сказал я, едва хуторянин третьей коленопреклонённой фигурой оказался перед нами. — Ты действовал смело, когда защищал друзей от произвола развращённого рода Чжэ, но тебе следовало знать, что Сын Неба давно искоренил эту язву, и теперь твоя смелость стала преступлением. Опасаясь людей недостойных, ты действовал осмотрительно, но мороча честных чиновников, губил ткань нашего общества и сам становился язвой. Твоя вина требует наказания, но по заслугам ты на первый раз получаешь снисхождение. Горе тебе, если снова попытаешься меня обмануть.

Разумеется, он заверил, что такого не повторится и принялся горестно просить прощения, но я быстро его остановил и вышел из часовни, желая обратиться ко всем жителям Цинбао. Те словно ждали меня в эту самую секунду, и все, кому позволяло здоровье, тут же пали ниц.

— Несправедливость прошлого не должна более омрачать ваше будущее, — сказал я. — Те документы, которые мы выписали на ваших глазах, вступят в силу на третий день после праздника Нового года. До тех пор я оставлю Оуян Шутаю, которого вы все знаете очень хорошо, средства на покупку вам всего самого необходимого. После Нового года наши пути могут разойтись навсегда, вы вольны действовать, как захотите, но я был бы рад и дальше видеть вас здесь, в Цинбао. Здесь будет востребован и оплачен ваш труд — и во время строительства, и когда поместье будет отстроено. В моём же лице вы получите честного и справедливого судью и взыскательного, но доброго хозяина, который в любое время готов заботиться о своих людях. А теперь прошу вас расходиться по домам.

Мы заночевали в часовне, а к следующему полудню вернулись на хутор и оттуда направились в Солан. По дороге я сказал Бяню:

— Вы, кажется, ищете себе место. Идите ко мне управляющим! Редко где встретишь такого толкового человека, которому к тому же можно верить.

— Боюсь, на это мне не хватит умений, — с поклоном ответил он. — Когда мы выдавали этим людям документы, я, прежде всего, помогал вам и этим несчастным. Это был азарт, а он хорош до поры. Я вот уже сейчас понимаю, что наши ночные труды, может быть, успокоят индийцев, но, стоит кому-то донести, даже после Нового года, несдобровать и им, и вам! Для управления имением нужен такой человек, как ваш поверенный, с холодной головой и выдержкой. Я же человек лёгких подвигов и быстрых побед и не сгожусь вам даже в привратники.

— В таком случае не желаете отправиться вместе со мною на Дуншань? Я представил бы вас нашему правителю.

— Полноте, да станет ли он возиться с моими просьбами!

В ответ я заверил, что префект — самый щедрый человек на свете и, уж конечно, предложит Бяню не место лакея или привратника, а нечто соответствующее его талантам.

Чрезвычайный докладчик рассмеялся:

— До чего же вы мне по сердцу, сударь! Душа ищет душу тысячу лет, и как же расстаться через пару недель! Честное слово, даже если дуншаньский правитель и видеть меня не захочет, одно то, что туда следуете вы, достаточный повод и мне направиться в Янь!

Я не знал, говорит ли он от чистого сердца или, как и я, ведёт какую-то свою партию, но в эту минуту мне стало искренне жаль, что человек, которого я действительно хотел бы видеть своим другом, не может им стать.

Зима была на исходе. Крупных снегопадов больше не было вовсе. Дороги мало-помалу приходили в нормальное состояние, и обратный путь давался много легче. А может быть, дело не в дорогах, а во мне. Ещё в Солане я услышал, как уличный музыкант на какой-то варварский мотив исполняет попурри из классических новогодних стихов, приправляя их рубленым припевом: