Алексей Штрыков - Шаньго чжуань. Тетрадь в белом бархате [СИ]

Ночь близилась к завершению, и я решил напоследок поспать хотя бы пару часов — конечно, не во флигеле и выставив караул, — но провалился в сон до полудня. Оуян Шутай и его слуги оставались связаны и под надзором, а Киму и моей охране хватило деликатности не тревожить меня после долгого и беспокойного дня. Разбудил меня весёлый голос того же Бяня:

— Сударь, вы так проспите своё преступление! Я со сломанной ногой уже успел побывать в Солане и вернуться, а вы всё изволите валяться!

— В Солане? — спросил я тревожно.

— Конечно. Вы, кажется, собирались сегодня раздавать государственным изменникам новые документы — уж не хотите ли выписывать их на обыкновенной бумаге?

Перед моим носом возникла внушительная стопка тиснёных бланков соланской префектуры.

— Как вы их получили? — я окончательно расстался с сонливостью и смотрел на лукавое лицо чрезвычайного докладчика.

— Что за вопрос! — рассмеялся он. — Я же не спрашиваю вас, как вы получили такие живописные шрамы на пол-лица.

— Гуйшэни, — почему-то виновато улыбнулся я, непроизвольно касаясь рукой правой щеки.

— Ну, считайте, что и здесь что-то в этом роде, — ответил Бянь и помог мне встать.

Во дворе меня встретила госпожа Оуян. Всё это время она не смыкала глаз, подыскивая возможность поговорить о судьбе мужа, и сейчас упала в ноги вместе с двумя маленькими дочерьми. Её сбивчивый, слёзный рассказ подтверждал, собственно, всё то, до чего мы успели додуматься сами в течение ночи. Вообще Шутай был славным человеком, чутким до чужого горя. Когда-то, отправившись по делам на юг, он наткнулся на этих беженцев и добровольно взвалил на себя заботу о них, хотя понимал, что рискует очень многим. Несколько лет он старался скрывать это даже от собственной семьи, но постепенно о маленькой тайне хозяина хутора узнали все до последнего батрака. И вот удивительно — никто не отправился в префектуру с доносом!

— Успокойтесь, — сказал я, поднимая госпожу Оуян и её дочерей. — Вашему супругу ничего не грозит, но он слишком долго выстраивал игру, не решающую корня проблем, и сейчас, чтобы это решение стало возможным, мне приходится ломать возведённое им — и отчасти ломать его самого. Сегодня мы отправимся в Цинбао, и он с нами. После этого вы сможете освободить слуг и привести усадьбу в порядок. Но скажу и вам то же, что говорил другим: не делайте глупостей — они могут погубить всех вокруг.

Через час мы покинули хутор вшестером. Впереди мы с Кимом вели несчастного хуторянина. Позади молодцы Чхве несли на носилках хромоногого Бяня. Автор упомянутого мною доклада не обманывал насчёт дорог — если их ещё можно было назвать таковыми. Тот путь, которым мы продвигались, некогда был вымощен булыжником, но сейчас камни поросли мхом, тут и там между ними росли деревца, порой окрепшие настолько, что о них можно было опереться. Снега было на удивление немного. Я был готов к тому, что придётся брести в нём по колено, но он встречался лишь местами — белыми кляксами поверх грязи и мха. Человеческих следов я не заметил нигде. Похоже, у индийцев были какие-то свои потайные тропы.

Дорога делала крутые повороты, но не ветвилась, и даже в густеющих сумерках ноги сами сворачивали в нужном направлении, без обращений к карте или нашему насупленному проводнику. Склоны по обе стороны то становились более пологими, то резко набирали крутизну. В одном месте я увидел обрушившуюся постройку — вероятно, старую разбойничью дозорную башню, но может быть, и капище какого-нибудь лесного духа. Время от времени дорогу нам перебегала лисица, и тогда мои корейцы, не сговариваясь, бормотали под нос проклятия. В остальном же мы шесть часов прошагали молча, и всё это время я чувствовал, что из-за стволов и густого кустарника за нами наблюдают не только лисьи глаза.

У меня было время подумать о Яо Шаньфу и его дочери, дешифрующих таинственные послания из далёкого прошлого (мне всегда представлялось, что так же, как Мэйлинь помогала мне, она помогает и своему отцу); о седобородом Юань Мине и Вэйминьском князе, ожидающем наставника своей юности; об У Барабанчике и верном Минхёке, которые уже давно должны были достичь Хунчоу; и о паутине бесчисленных интриг, к которым мне довелось прикоснуться. И я не знал, кто я в этой паутине: паук или муха, попавшаяся на обед.

Наконец лес расступился, открывая взгляду широкое ровное место, на котором, словно остов гигантского чудовища, покоились руины поместья. Лунный свет придавал картине какую-то особую, зловещую притягательность. То, что могло сгнить, сгнило или догнивало. В каменных стенах зияли огромные бреши. От железных ворот осталась одна створка, и та едва держалась. Снега здесь было куда больше, чем в лесу, — и теперь на нём отчётливо виднелись человеческие следы. Доклад циского чиновника оказывался верным наполовину. Да, судьба не пощадила некогда крепких старых построек, но рядом виднелись новые: крытые шкурами деревянные шалаши и кособокие домики, грубо сложенные из камней, благо их здесь было сколько угодно. Едва мы вышли из леса, раздался громкий свист, и отовсюду начали появляться люди — всё так же, с факелами и нехитрым оружием — поначалу мужчины, потом я увидел любопытствующих женщин и детей.