Тимофей Костин - Науфрагум. Дилогия

Впрочем, сам я не остался в накладе — в одежном развале обнаружилась крепкая летная кожаная куртка и рабочие шаровары из плотного хлопка со множеством удобных карманов — идеал для танкиста. Теперь мне был не страшен ни дождь, ни холод, и настроение, соответственно, оказалось весьма бодрым; я уверенно работал рычагами и педалями, прислушиваясь к словам спутников.

Грегорика, временами отбрасывая со лба волосы, которые трепал холодный западный ветер, задумчиво слушала Герта, рассказывавшего про местные дела.

— Великдомцы эти пожмотничали надельчики свои объединить в общие поля, да и личный скот в общественное стадо отдавать не захотели. Хотя — чего бы лучше? Запахать так тоже можно было б раза в два против нынешнего.

— А во фрайтальской коммуне именно так?

— Еще бы! Предки-то поголовно шахтеры были, но сейчас у нас куча классных агрономов, понастроили теплиц — два урожая иногда снимают. В общем, не голодаем, конечно. И школа у нас, и врачи есть. Потому, как раз, что все трудятся сообща, а не каждый на своей делянке ковыряется. А то бы деградировали давно, навроде этих вот неграмотных бирюков. Хотя и еще хуже их есть; вон, в стороне Пфорцхайма сектанты какие-то живут, те вообще кромешные мракобесы — до сих пор ведьм жгут!

— Жителей Велких Домов, которые не хотят поступиться самостоятельностью и частной инициативой в пользу обобществления, я прекрасно понимаю. Гоббс и Локк не зря предупреждали об опасности, которая таится в таких идеях. Но то, что вы говорите про ведьм — это уж средневековье какое-то, — поежилась Грегорика. — Кстати, почему же вы сами ушли из коммуны, если, как вы говорите, там такой здоровый моральный климат? Возможно, ее правила ущемляли ваши права, как личности?

Герт смущенно ╛почесал в затылке, и признался:

— Да нет, какие там особые ущемления. Тоже из-за девицы вышло. Полюбилась мне одна, всю душу извела — ни да тебе, ни нет. А в итоге за другого выскочила. Как и в этот раз, со Снежанкой.

— Сочувствую.

— Не везет мне с ними, хоть ты тресни! Только понравится — так непременно подлянка какая приключится. Вон, сейчас снова — рыженькая такая у вас есть, симпатичная. А вот боюсь уже и подступиться…

— Не буду вас порождать у вас напрасные надежды, Герт, — принцесса сочувственно похлопала его по плечу. — В данном случае ситуация тоже наверняка окажется безнадежной.

"Ого! — тут же проснулся мой внутренний голос. — Ее высочество — сторонница объективности даже в ущерб себе"!

"Какой ущерб, кому?.. Для принцессы? Ты про что?.." — не понял я.

"Она легко могла бы попытаться сплавить настырную подругу детства в сторонку, чтобы не мешала".

"Чем же Алиса может ей мешать?"

"Хмм… хммм. Если ты до сих пор не понял, то объяснять бессмысленно".

"Какие-то глупости ты говоришь. Какая у принцессы может быть конкуренция с Алисой? Не за меня же?"

"Охо-хо, ну ты и тормоз… смотри лучше на дорогу!"

Вовремя притормозив, я аккуратно прибавил газу и подмял гусеницами массивный ствол упавшего на дорогу вяза. Впереди, за окраиной поселка, дорога уходила вверх на склон, где раньше, судя по всему, росли сады и даже виноградники, а теперь курчавились непроницаемые заросли, в которых, несмотря на непогоду, прыгала бесчисленная птичья мелочь. Через дорогу то и дело испуганно перепархивали дрозды, куропатки и зяблики. Чуть дальше из зеленой пены кустарников торчали первые отдельные скалы, увитые плющом.

Над ними возвышалась отвесная каменная стена, сложенная мрачными темно-серыми гнейсами и гранитами. Как ни странно, дорога уходила куда-то наверх, и я до сих пор не видел никаких признаков ущелья и реки, на которой могла бы стоять мельница.

— Что-то здесь слишком сухо для мельницы, — крикнул я, обращаясь к Герту. Тот удивленно хлопнул глазами:

— А причем тут сухота-мокрота?

— Так ведь поток же должен быть, как же она крутится?

— Поток тут подходящий, дует на совесть.

— "Дует"?.. В смысле, что куда дует? Зачем на мельнице что-то должно дуть?

— Да ветер же, дурень! — Герт указал вперед. Дорога как раз обошла очередной гнейсовый останец и повернула к востоку, так что нашим глазам внезапно открылся впечатляющий скальный выступ высотой около двухсот ярдов, нависающий над долиной подобно корабельному форштевню. И на самом его конце высилась пузатая темная башня, увенчанная огромными разлапистыми лопастями.

— Так эта мельница… ветряная!

Воспоминание о прошлой экспедиции на лесопилку, приводимую в действие водяными колесами, так прочно засело у меня в голове, что гнездо представлялось только в виде каких-то сырых водяных каналов и тоннелей, наподобие тех, что мы видели на плотине электростанции. Продуваемая всеми ветрами башня на высокой скале — это было неожиданно.