Тимофей Костин - Науфрагум. Дилогия

— Выпейте, — деловито проговорила принцесса, заодно поддержав мой затылок. — Мне сказали, это лучшее средство от похмелья.

Неизвестные благотворители, консультировавшие ее высочество, не погрешили против истины — огуречный рассол омыл воспаленное нёбо, утоляя жажду подобно волшебному бальзаму.

Когда кружка опустела, я с трудом сфокусировал болезненно реагирующие на свет глаза на лице Грегорики, которая присела на край лавки. Укоризненно покачав головой, она легонько толкнула меня в грудь, заставив снова улечься, и строго заговорила:

— Вы вели себя безобразно, Золтан. Подумать только, пьяные драки!.. Как можно докатиться до такого? И что вы могли не поделить с Гертом? Из-за чего вышла ссора?

— Герт тут вообще ни при чем… — пробормотал я и, спохватившись, вовремя захлопнул свой болтливый рот. Не хватало еще сообщить принцессе, что настоящей причиной потасовки на самом деле был ее собственный чулок — пусть и гипотетический.

— А кто при чем? — прищурилась она.

— П-простите, в-ваше высочество… но я не могу сказать.

Грегорика фыркнула.

— Хм. Надеюсь, у вас на это есть серьезная причина. И еще бы мне хотелось надеяться, что вы не будете разглашать те сведения, которым следует оставаться конфиденциальными — по еще более серьезным причинам.

— М-м-м… — неопределенно промычал я. — Плохо помню, что именно я разгласил…

— К счастью, пока ничего важного. Постарайтесь, чтоб так было и впредь. Впрочем, экспрессивные рассказы о наших злополучных приключениях, которые вогнали некоторых ваших спутниц в краску, пошли скорее на пользу — поселяне немного узнали о том, как мы сюда попали, чего от нас стоит ждать, и убедились, что бояться нас не следует, — рассудительно сообщила принцесса, одновременно отжав и положив мне на горящий лоб холодную мокрую тряпицу. Облегчение оказалось настолько острым, что я едва не попытался поцеловать ее руку. Впрочем, Грегорика назидательно добавила:

— Хотя это, конечно, вас не оправдывает. Надеюсь, это плачевное состояние послужит хорошим уроком, Золтан.

— Бесполезно, он неисправим, — вмешалась Алиса, которая, оказывается, стояла за спиной принцессы, держа миску с холодной водой. — Сколько раз вы думаете, я ему такое говорила?

— И сколько именно? — вдруг поинтересовалась Грегорика.

— Хм, сколько?.. Последний раз на день рождения Бернара… м-м-м… В феврале, кажется.

— Получается, он все же не слишком часто злоупотребляет алкоголем?

— Да как сказать… ну, в общем, не каждый день, — признала подруга детства, но потом все равно мстительно добавила: — Зато уж как злоупотребит, то на всю катушку!

Грегорика вздохнула и проговорила задумчиво, словно для себя самой:

— Мне приходилось иметь дело только с людьми, которые пили не такими вспышками, но зато все время, каждый день… это выглядело еще хуже.

Когда, уже после полудня, я почувствовал себя получше и выбрался на крылечко избы, в которой нас временно разместили поселяне, там уже ждала целая делегация. Несколько женщин в платьях с ручной вышивкой и платках-намитках, увидав меня, поклонились в пояс, и, нервно перешептываясь, выдвинули вперед для переговоров солидную, дородную матрону.

— Милости вашей просим, господарь машинист! Пожалейте сирот, не откажите в малой просьбушке!

— К-кого пожалеть?.. — неловко кашлянул я, скрывая растерянность.

— Старосты нашего, Нэндру, сиротинки одни остались… — крестьянка повела рукой на группу бледных и заплаканных женщин всех возрастов: от согбенной старушки и матери с младенцем на руках до парочки босоногих девчушек. Впрочем, среди них затесались и двое же белоголовых мальчишек. Мне вспомнились слова нового рыжего старосты о судьбе предшественника, и я с трудом отогнал снова вставшие перед глазами жуткие ночные картины с распятыми на заборе телами.

— Но чем же я могу помочь?

— Зятька его погубили прокляты тати — гореть им в аду до седьмого колена!.. — женщина сплюнула в сторону площади, где все еще виднелся раздавленный грузовик и темнели сваленные в кучу трупы разбойников. — Страсть как измывались над ним, душегубцы, голову отрубили, окаянные, да на кол насадили! Милостивец наш, к ногам припадаем, сыщите! Не откажите, ради горя горького!.. — все семейство старосты разом упало на колени, уставившись на меня молящими глазами. Дети приглушенно захныкали, женщины всхлипнули, прикрывая рты концами платков.

Сыскать… голову?..

Похмелье уже начало проходить, но я, наверное, соображал еще слишком туго — лишь минуту спустя до меня дошло. Речь шла о той самой отрубленной голове на крыше вражеского танка-дредноута, которая заставила заледенеть кровь в наших жилах этой ночью. Выходит, то был несчастный зять старосты! Наверняка я даже видел его позавчера, когда мы с Алисой говорили с поселянами, хотя и не запомнил. Забавы одноглазого атамана-некрофила, отражение которых нам довелось видеть в его логове на лесопилке, показались еще более омерзительными, чем раньше. Я торопливо поднялся на ноги.