Тимофей Костин - Науфрагум. Дилогия

— Д-да…я согласна, — кивнула Весна, и робко призналась: — Но печальные песни мне тоже нравятся. И маэстрина Ротарь… она замечательно поет. Так, словно для нее все это… очень близко.

— Конечно. Она же трансильванка: оставшаяся без родины беженка, гонимая и презираемая.

— Но ведь и наши с вами предки со славянскими корнями — они тоже эмигрировали в Либерию…

— Это было давно, века два назад. Кроме того, здесь наверняка сыграла свою роль и трансильванская душа — кочевая, неусидчивая, не терпящая ограничений…

Я не успел закончить — София допела песню, завершив ее пронзительно-тоскливой руладой, и замерла, опустившись на колени. Черные волосы скрыли опущенное лицо, не давая разобрать его выражение. Обычная аудитория, наверное, наградила бы певицу восторженными и шумными аплодисментами, но крестьяне, как ни странно, повели себя по-другому. Безошибочно почувствовав, что это был вовсе не обычный эстрадный номер, а искренний, куда более глубокий душевный порыв, слушатели молча, как один, встали, и поклонились Софии, прижав руки к груди. Я заметил, как Грегорика украдкой смахнула слезинку с ресницы.

Трансильванка порывисто поднялась на ноги, и, не говоря ни слова, удалилась. Проводив ее взглядом, я обернулся к Весне.

— Как бы то ни было, благодарю вас за танец, Весна. Не стесняйтесь обращаться ко мне, если захочется. Разговор с такой образованной и понимающей собеседницей — и честь, и удовольствие.

— С-спасибо, Золтан Святославич, — почти без запинки ответила она, робко улыбаясь и впервые осмелившись взглянуть мне прямо в глаза. — Я… я так и сделаю. Вы… совсем не такой суровый, как мне показалось сначала…

Застыдившись, отличница отвесила неловкий поклон, повернулась и пустилась наутек — конечно же, споткнувшись при этом, и едва не пропахав носом землю.

— …С-суровый? — удивленно покачав головой, я осмотрелся.

Танцоры явно утомились, да и музыканты, кажется, решили, что пришло время передохнуть и подзаправиться. Даже Пенко устало опустил скрипку, с которой так долго был разлучен, подул на натруженные пальцы и вдруг удивленно обернулся. С ним заговорила незаметно подошедшая Грегорика — за шумом голосов было не слышно, о чем шла речь, но по выражению нетрудно было догадаться, что принцесса восхищается самородком, неожиданно обнаружившимся в глухомани потерянного континента. В самом деле, парень играл великолепно, естественно и раскованно: намного лучше большинства исполнителей, которых мне довелось слышать в либерийских камерных театрах и прочих заведениях средней руки. Интересно, у кого он учился?

Костры почти прогорели, в кронах столетних лип, возвышавшихся по краям площади, зашумел холодный ветер. Натянутый над почетными местами во главе стола холст захлопал, а по тесовой крыше ударили первые капли дождя. Поселяне, прикрывая головы, частью начали расходиться, а частью потянулись под крышу. Окошки корчмы гостеприимно светились, суля тепло и… хммм, наверняка — местное пиво. Алисы и Весны тоже видно не было, скорее всего, им пришли примерно такие же мысли. Подумав, что стоит последовать их примеру, я направился под навес галереи как раз в тот момент, когда Пенко смущенно улыбаясь, протянул свою скрипку Грегорике. Зачем она ей, интересно?

Впрочем, то, как уверенно пальцы ее высочества сжали потертый, но очень изящный гриф, и привычное движение плеча, прижавшего лакированную деку к щеке, все объяснило. Грегорика выпрямила тонкий стан, резким движением отбросила волосы назад и сосредоточилась. Смычок мягко двинулся вверх, и до моих ушей донеслась негромкая, но чистая нота.

На галерее уже никого не осталось, не считая неловко переминающегося скрипача с подругой. Ревниво поглядывая на ушедшую в себя принцессу, Снежанка потянула Пенко за рукав. Скрипач поклонился и что-то негромко сказал. Грегорика кивнула, не опуская скрипку:

— Да, конечно, буквально пару минут. Благодарю за великодушное разрешение!

Девушка утащила Пенко в двери, и во дворе не осталось никого, кроме нас двоих. А, нет — телохранительница, которая куда-то отлучалась, появилась из тени стоящего поодаль танка, поправила кобуру на боку, торопливо взбежала по ступенькам, бросила по сторонам пару быстрых взглядов и прислонилась к столбу. Молча стоять в тени было бы неловко, поэтому я тоже поднялся на галерею, осторожно заметив:

— Удивительно встретить в глухомани столь талантливого скрипача.

— О да! Я не могла поверить своим ушам. Появись Пенко в столице, на него бы устроили настоящую охоту.