Алексей Козлов - Лихтенвальд из Сан-Репы. Том 3

– Мэр – та ещё штучка! От него так и жди сюрпризов! После того, как у него украли его фамильные драгоценности, он хранит ключи от сейфа в заднице! Так надёжнее! – докладывал Кропоткин, более знакомый с нравами, господствующими в Сан Репе, – Такие сейфы я ещё не брал!

– Да поможет ему бог! Да поможет ему бог сохранить нажитое! Да поможет ему бог сохранить нажитое нелёгким трудом! – отвечал Нерон.

– В этой стране никому ничего никогда не удавалось сохранить и никому не удасться! Но хранить ключи в заднице – правильно! Это – красиво! Так делали спартанцы в битве при Ноа! Ты в курсе, что это была за битва?

– Конечно, тем более я в ней сам участвовал кирасиром!

Быстро миновав разгромленное фойе с кучей трупов, компания свернула на широкую, украшенную ковром с изображённым на нём енотом, на лестницу.

На втором этаже Нерону пришлось разбросать целую баррикаду из канцелярских столов, прежде чем он ворвался в приёмную мэра, но того и след простыл.

– Ушёл, мать его! Кропоткин! Гони на третий! Там шум слышен! Чую! Там!

Кропоткин послушался и рванул на третий этаж.

Что же увидел на третьем этаже Кропоткин? Первым делом он увидел вывеску «Организация «Границы без врачей». Он увидел там сущий бардак. Из-под вывески маленький отчаянный охранник ошпарил их очередью, и продолжал стелять, пок Нерон не схватил его лапами и не откусил руки и голову.

В колидорной дали исчезали:

Крисп Обрыгалов – постельничий, Ферапольт Облевалов – мейнстриптер, Крюша Манюйлова – пария при дворце.

Кропоткин суетливо заглядывал в углы, ища начальнику славы, а себе – трофеи! Заглянув за коричневую дверь, он сразу же выскочил назад:

– Это профессор Косточкин! – радостно доложил он голосом музейного гида, – Вернее его останки!

Вессь окровавленный и оборванный до пупа, появился перед бугаём в зеленой форме Нерон и с криком: «Где Кирипокина, сука? Люблю я её! Люблю!» шарахнул охранника в голову так, что у того мозги брызнули на бюстик зачинателя марксизма-ленинизма. И ворвался в следующее помещение.

Это был настоящий штурм, рядом с которым штурм рейстага выглядит, как жалкая пародия! То, что нам вместе с Кропоткиным и Нероном удалось увидеть – это истинное счастье, счастье, неповторимое, может быть никогда в жизни!

Стоит ли описывать в столь важный момент апартаменты? Стоит! Стоит, господа!

Это была контора-кабинет с двумя столами и сейфом. Справа по входу капитан лет сорока с неприветливым лицом Великого Инквизитора сшивал столетнюю, судя по виду, папку с документами. Пришлось сшибить его бронзовым пресс-папье. Следователь Портнов – лицо простое, грубоватое, без интеллигентности вылетел из-за другой двери с пистолетом, и не сносить бы Кропоткину головы, кабы Портнов не поскользнулся на мышином дерьме и не влетел головой в стену. Сзади маячил ещё один типчик, но недолго. У Тохтамышева внешность была особенная, сыщицкая, сдвинутая с загорелого лба на затылок форменная фуражка, не строгая, какая-то домашняя, с белой кокардой, примятый мундир. Былы, да сплыла, потому что пока сы тут пели дифирамбы Тохтамышеву, его не стало на свете. Буквально до того момента, как в здании началась стрельба и крики, он упорно читал книгу «Секреты параболического испражнения». Увидев, что Портнова пришили, Тохтамышев не стал испытывать судьбу и выпрыгнул в окно с криком: «Не сдамся, суки!»

Справедливо говорил поэт: «так кончается земная слава» Так она и кончилась у нашего нового знакомого.

Мэр оказался спрятан в кладовке при сортире и выдал его раненый охранник, которого Кропоткин, не любивший предателей, тут же тихо задавил целлофановым мешком.

– Кто этот добрый человек? – вопросил Гитболан, закатывая глаза к небу.

– Он мясник. Во время войны обстоятельства и воля властей заставляют его подрабатывать в должности тюремного палача. И тогда он, как прежде, вешает тех, кого очередной режим избрал своей парией.

– Зачем ты стал губернатором? У тебя интеллект сторожа и манеры сутенёра. Зачем? Так делают подлые люди, склонные… – в сугубо театральном стиле начал Гитболан, постукивая тростью по полу. – Да! Склонность к философии иногда сочетается со склонностью ко лжи. Я всё могу понять, в конце концов я могу понять, почему он мочится в избирательные урны, ворует битый шифер со свалок, номерует стеклянные баночки для лекарств и складывает их в кладовку. Я всё могу понять, но не это! Внутренне я заломил руки, хотя моё лицо спокойно, вулкан я изнутри, готовый к изверженью. К барьеру, чмо! Вызываю тебя на честный бой! Мокрица – против сна, воображенья, бесплотных духов и стены из грёз! В иных сраженьях – побеждал бандит, а в этой битве лучший победит!