В самом здании в это время не происходило ничего сколько-нибудь интересного, если не считать приставания в пыльном складском помещении.
– Фитофтора Ивановна! Фитофтора Ивановна! – пищал высокий кадыкастый тип, – Я вожделею! Я сам не свой! Хэлп ми! Всё, что угодно за три минуты полного неописуемого наслаждения чувств! Гив ми!
– Гермафродит Павлович! Что там за шум? Я испугана! К чему ваш птичий язык? – донеслось из чудовищной, донельзя тоскующей женской груди, – Скажите всё прямо! Хотите ли выменя и как? Довольно! Уйдите! Ваши поползновения предо мной вызывают у меня трепет моего полного презрения!
– Нет, нет! Не гоните меня поганой метлой вашего равнодушия и остракизма! Я умру без вашего адюлтэра и лодыжек!
– Лодыжки есть и у вашей плюгавой Сони Мавлиной! Их сосите! Её щупайте на субботниках! Я вам не шлюха, я работница предприятия!
На этом разговор бы и не кончился, если бы не вторжение бригады Гитболана.
Ворвавшись в проходную Патершуза, Нерон заорал официальным фальцетом, переходящим в благой мат:
– Херувинков! Не спать в хомуте! Случалось страшное! Свинья окатилась! Кошка поросится! Всё катится в тартары! Вулканы заговорили! Нападение на Патершуз силами до взвода! Звони в трещотку, Лютера зови!
– Что? – выпучил глаза охранник, удивлённый более всего знанием его фамилии каким-то проходимцем. На секунду охранник опешил, пропуская бегущую дикую толпу каких-то цыган через штакетник и краем глаза видя оборванные провода телефонов внутренней связи. Он стал давить на кнопки, но они все были заклинены.] \
– Ах, чёрт, измена! – осознал наконец истинное положение вещей доблестный охранник Херувинков.
Больше он ничего не запомнил, потому как удар милицейским кастетом, нанесённый сердобольной рукой Кропоткина, навсегда уложил его в узком проходе будки.
– Простите меня! Передайте товари… – были последние слова доблестного хранителя.
– Что это? – спросил Гитболан, – брезгливо рассматривал жёлтые кружки, разложенные на столе начальника.
– Это колбасный сыр!
– Что?
– Колбасный сыр! Не надо пугаться! Всё не так страшно! Его делают из съеденной ранее колбасы!
– Я знал это и без вас!
Раскочегаренный броневичок в это время, разогнавшись из последних сил, влепился в ворота бывшего дамского учебного заведения и вынес их с другой стороны ограды. Он остановился на широкой лужайке и только там перестал тарахтеть.
– Что вы? Что вы? – изменившимся голосом наговаривал в телефонную трубку Гитболан, – Какая стрельба? Здесь идёт съёмка нового фильма про славные годы борьбы и подполья! Про Членина! Нет-нет, что вы? Нам нужно всего лишь заснять его тронную речь и снять крайне важный для фильма эпизод попытки захвата здания знаменитыми парижскими белоэмигрантами! Вы разве не в курсе? Да, получено разрешение! Где? Вот оно, у меня в руках! Вы сами знаете! Неужели же вы думаете, что музейный броневик способен стрелять? Он и ездить не умеет! Вы что, смеётесь? Съёмка, я говорю! В каком фойе! Ладно, я даю трубку охране.
И ещё раз изменившимся голосом Гитболан сказал с южным акцентом, иронически взглянув на повержеенного в бою: «Это я, Хэрувынков! Тут всё нармално! Все бумагы на мэсте! Подпись Андрея Павловыча на месте! Ладно, выясню! Харашё, прекращу! Сёмки! Фильм по заказу властей! Разоблачения. Да! В холле? Пасматру! Нет, там всо нармално!»
А чего там было нормального, он и сам не знал. В самом здании охрана была уже в курсе происходящего и играть в дурацкие игры не собиралась. Нерон, вырвавшийся из кильдима на оперативный простор, был встречен шквальным огнём с первых этажей охраняемого здания. Пули попадали в него по-видимому все, и было хорошо видно по его лицу, сколько страдания доставляет каждая из них его телу и душе. Он хватался за грудь, вынул глаза и аакуратно спрятал их под полу, подносил к пустым глазницам окровавленные пальцы, вставал на колено, падал и поднимался, перевязывал лёгкие ранения носовыми платками, и так продолжалось до тех пор, пока не доковылял до парадного входа. Тут он окончательно сверзнулся с лестницы и упал со страшным грохотом в подвальный люк. Бросившиеся к люку бойцы его там почему-то не застали, а только услышали звук рвущихся в здании гранат, шипение ранцевого огнемёта и дикие крики сотрудниц Отдела Ценностей и Щедрот. Нерон выполнил свой долг до конца! Один бился он с целой армией. Один против немыслимой силы, готовой уничтожить его по первому приказу! И победил. Когда крики и стрельба смолкли, запахло горелой резиной, из разбитого кильдима к зданию устремился теперь петляющий, как заяц в первую брачную ночь, хитрый Кропоткин, потом прошёл Гитболан нервной походкой, прилизывая знаменитую венскую чёлку, а потом уже и дамы.
Читать дальше