Уилбур Смит - Пылающий берег

В нем было, по крайней мере, сто животных. И недавно появившиеся на свет жеребята, еще плохо стоявшие на слишком длинных по сравнению с их круглыми телами ногах, с неясными темно-шоколадными полосами на шкурах, не имевшими пока четкого риска, — словом, сосунки, которые держались поближе к маткам, глядя на мир своими огромными темными и тревожными глазами. Были в стаде жеребята и чуть постарше, между деревьями. Здесь же чинно шествовали кормящие кобылицы, гладкошерстные и холеные, с короткими густыми гривами и чутко вздрагивавшими ушами. Некоторые из маток были огромными, так как носили в чреве жеребят, темное вымя у них уже раздулось от молока. Были в стаде и жеребцы с мощными задними ногами, со странно вытянутыми шеями. Они гордо выступали, красуясь друг перед другом или обхаживая какую-нибудь из кобылиц, чем живо напоминали Сантен Облако.

Не смея дышать, прижавшись к стволу акации, она лежала и с глубочайшим восторгом наблюдала за животными. Они подошли еще ближе. Если бы Сантен протянула руку, то могла бы дотронуться до одного из жеребят, резвившегося возле акации. Зебры находились так близко, что можно было хорошо разглядеть каждое проходившее мимо животное. Они все разные. Рисунок на шкуре каждой зебры такой четкий, словно его специально отпечатали, — как делают отпечатки пальцев, темные полосы оттенялись полосами чуть бледнее, кремово-оранжевого цвета. Каждое животное было произведением искусства.

Пока она наблюдала за ними, один из жеребцов, крепкое, восхитительное животное с густым хвостом, чуть ли не подметавшим землю под задними копытами, отрезал от стада одну из молодых кобылиц, щекоча ее за бока и шею своими квадратными желтыми зубами и отводя в сторону. Когда она попыталась было вернуться в стадо, он нежно подтолкнул ее вперед, к акациям, подальше от остальных животных.

Зебра кокетливо взбрыкивала ногами, отлично сознавая, что ее страстно желают, крутила глазами и больно кусала жеребца в мускулистое лощеное плечо, из-за чего тот пофыркивал и отступал, но затем кругами возвращался обратно и старался просунуть морду ей под хвост, где все набухло, потому что подошло время. Зебра повизгивала, выражая тем самым свое нарочитое негодование, и лягалась обеими задними ногами, но копыта пролетали мимо жеребца, высоко над его головой, и кобылица начала кружить, пытаясь сама ткнуться в него мордой и обнажая свои крепкие зубы.

Сантен вдруг обнаружила, что ситуация необъяснимым образом захватила ее. Она нутром ощущала, что возбуждение кобылицы все возрастает, особенно, как ни парадоксально, из-за «неохоты» подпускать поклонника. А того это раздражало, и он неотступно кружил возле зебры. Наконец она сдалась и встала как вкопанная, задрав хвост, жеребец нежно ткнул под него своим хвостом. Молодая женщина почувствовала, что ее собственное напряжение достигло предела. Когда же жеребец взгромоздился на зебру, глубоко вонзив в нее свой длинный черный отросток, Сантен охватила дрожь. Чтобы унять, пришлось до боли сжать колени.

В ту ночь в грубо залатанном убежище возле горячего подземного источника ей снился Мишель, их старый сарай у северного поля. Она пробудилась от ощущения страшного одиночества и абсолютной безрадостности своего существования. Оно не отступило и тогда, когда она прижала к себе Шаса и почувствовала, как он требовательно тычется носиком в грудь. Настроение глубокой подавленности не отпускало Сантен. Временами ей начинало казаться, что высокие скалистые стены, окружавшие впадину, смыкаются вокруг еще плотнее и ей нечем дышать. Однако прошло еще целых четыре дня, прежде чем она смогла упросить Х-ани снова отправиться за пределы долины на открытое пространство.

Сантен высматривала стадо зебр, пока пробирались сквозь лес, однако на этот раз все вокруг казалось странно вымершим. Даже та дичь, что попадалась им издали на глаза, моментально поддавалась тревоге, прыткие животные исчезали при первом появлении человека.

— Там что-то есть, — пробормотала Х-ани, пока они прятались в тени от полуденного жара. — Я не знаю, что это, но дикие существа это тоже чуют. Нэм Чайлд, мне как-то не по себе, нам лучше вернуться в долину, чтобы я могла посоветоваться с О-хва. Он лучше меня разбирается в таких вещах.

— О-о, Х-ани, не сейчас, — умоляла Сантен. — Давай побудем здесь еще немного. Я так хорошо себя здесь чувствую.

— А мне не нравится, что происходит вокруг, — стояла та на своем.

— Но пчелы… — Сантен нашла оправдание. — Мы не сможем пройти по тоннелю до наступления темноты.