Хайнц Конзалик - Человек-землетрясение

Судорожно сжав пальцы, Чокки слушал магнитофон, и ему казалось, что он прожил двадцать минут в чреве вулкана, в кипящей лаве. И под конец – имя девушки, точно объявленное, как время по радио.

Гонг. Следующая передача.

На очереди был Александр Вилькес, сын судовладельца, всегда улыбающийся, добродушный гигант, не мужчина, а медведь в золотистой шкуре.

– Я убью его… – пробормотал Вилькес, когда раскаленные стрелы Боба разорвали и его сердце. – Клянусь Богом, я это дослушаю, а потом разделаю эту свинью на куски в его квартире!

Но под конец «передачи, посвященной Вилькесу», как с тонкой иронией резюмировал Боб, тот, как и другие, был не в состоянии сдвинуться с места. Услышанное парализовало его… Тело мужчины можно изрешетить пулями, ему можно ампутировать ноги и руки, выколоть глаза и вырвать язык, намотать на кол его внутренности или выбить мозги – он все вытерпит. Но одного он никогда не вынесет: быть смешным в глазах женщины. А все они, сидящие вокруг замолкнувшего магнитофона, были превращены в клоунов, в жалких, дешевых, бесталанных, хилых, пошлых, убогих подмастерьев любви. Они многократно услышали это – в блаженном до жестокости лепете, в выкриках, стонах и вздохах. Женщины, обладание которыми составляло их гордость, выносили им смертный приговор как мужчинам в тот момент, когда другой распахивал перед ними небо, затянутое раньше тучами.

Это было поражение, настолько полное, что даже стервятники не коснулись бы своих трупов – потому что они тоже смеялись.

– Мы должны убить его! – сказал Чокки после долгого молчания. Это прозвучало как заклинание о воде человека, долго плутавшего по пустыне. – Нам просто ничего другого не остается… мы должны это сделать! Он погубит нас всех. Я его хорошо знаю, лучше, чем вы, это монстр… Все, к чему он прикасается, засыхает. Он пройдет по всем Каннам и оставит везде свой опустошительный след. Потом это будет Монте-Карло, Ницца, Сан-Ремо, Алассио – у него много времени. Он может разрушить весь мир. Мы должны убить его!

– Я проломлю ему череп! – глухо сказал богатырь Вилькес. Он продемонстрировал свой сжатый кулак размером с молот из древнескандинавской саги.

– Не так, Алекс. – Чокки покачал головой. – Даже тогда он одержит верх над нами… Ты убьешь его, попадешь в тюрьму и навсегда погибнешь для нас. Убийца в светском обществе? Душегуб – зять старого Хернунга?

– Как ты собираешься уничтожить его, не становясь убийцей? – спросил Шуман. Он лишился голоса. Двух его подружек разоблачила пленка, и больше того – дважды он услышал, что он слабак и потный болтун. Это звучало по-вагнеровски жутко.

– Через Эрвина… – произнес Чокки, сделав глубокий вдох. Внутреннее давление, этот страшный паралич и онемение начинали ослабевать. Голова Лундтхайма дернулась.

– Я? – вскрикнул он. – Почему я? Хорошо, я дам ему в морду, но убивать? Мне предстоит управлять химическими заводами…

– Вот именно! – Чокки мечтательно улыбнулся. – Мы должны больше опираться на разум. Начинается тест на интеллигентность. Боб – полный идиот. Его капитал – это глаза, волосы, губы, голос, руки, мужская мощь…

– Это компенсирует миллионы! – почти с апатией сказал Шуман. – С этим мужчина никогда не пропадет.

– Но мозги у него не больше сморщенного яблока! Это его уязвимое место. – Чокки снял кассету и зашвырнул ее в угол. Этим он как бы рвал с прошлым, о котором не желал больше вспоминать. – Эрвин…

– Выпусти меня из игры, Чокк! – воскликнул Лундтхайм.

– Ты полетишь завтра домой и посмотришь в ваших лабораториях… Лундтхайм ошалело уставился на Чокки:

– Ты совсем спятил?

– Мы убьем Боба Баррайса самым элегантным способом из всех существующих: через него самого. Судьба на нас не обидится, если мы создадим для этого предпосылки. Всего лишь предпосылки, друзья мои… Все остальное Боб сделает сам. Я знаю его.

– Ты это уже говорил. Это становится скучным! – сказал Вилькес. – Что значит предпосылки? Свинью нужно заколоть.

– А можно заставить ее напороться на нож, а самим рыдать рядом, видя, как она истекает кровью. Мы ей даже поможем, но, увы, будет уже поздно. Понимаете?

– Нет! – крикнул за всех Шуман. – Нет! Нет! – Он явно выходил из себя – вскочил, начал топтать кассеты и вел себя крайне истерично: – Все только слова, слова! А каждый из нас знает, что он будет продолжать свое дело, будет уводить у нас девочек, а мы ничего не сможем поделать, превратимся в марионеток, в барахтающихся паяцев! Мы должны убить его, мы, все четверо…