- Ваше Величество, мушкетеры смиренно просят прощения и раскаиваются в содеянном, - сказал де Тервиль, пиная Д’Арнатьяна, чтобы тот поклонился королю.
- Как же, как же, полны раскаяния, - недоверчиво передразнил король, под глазом которого красовался синяк, полученный во время блужданий по городу в одеянии простолюдина (какой-то неизвестный ни с того ни всего дал ему в глаз и убежал, не дожидаясь, пока он приведет стражу). - Не нравятся мне их рожи, особенно вон тот, с рожей гасконца, - он ткнул пальцем в Д’Арнатьяна. - Где-то я тебя видел, - задумчиво промолвил король, ковыряя в носу. Д’Арнатьян притворился косоглазым и засунул палец в рот, изображая идиота.
- Ладно, господа. Заткнись, косоглазый! Я вижу, что мои мушкетеры, - тут он закудахтал от восторга, - вчетверо лучше гвардейцев. - Но господа, два гвардейца за неделю, это уж слишком. На сегодня хватит дуэлей. На сегодня, - тут он поймал муху, летавшую над чернильницей, и с интересом прислушался к ее жалобному жужжанию, поднеся кулак к уху. - Так, - сказал он, выдергивая у мухи одно крылышко. - А как же быть с этим, как его, другом Вашего сына или сыном Вашего друга, - обратился он к де Тервилю. Подумав немного, он вырвал мухе второе крылышко, и принял решение: - Пусть поступит в штрафную роту де Зессара. Там как раз косоглазых только не хватало.
Д’Арнатьян поклонился королю, вспоминая, написал ли он завещание.
Его Величество же положил обескрыленную муху на стол и прихлопнул ее томиком стихов, после чего, придя в хорошее расположение духа, начал прогуливаться по комнате.
- Да, - сказал он вдруг, хлопая Д’Арнатьяна по плечу, - Мне нужны такие, как вы. Гасконцы помогли мне занять трон, но они до сих пор бедны. Сега, - крикнул он, и канцлер, подслушивавший разговор от неожиданности проглотил жвачку. Скатерть стола зашевелилась, и из-под него вылез канцлер, делая вид, что он искал там запонку. При этом он отшвырнул в сторону звукозаписывающую аппаратуру: миниатюрный граммофон, в виде наручных часов и старый японский фотоаппарат для диафильмов.
- Сега, выдай этим мушкетерам сорок, нет тридцать пистолей! Нет! Ваши заслуги достойны большего, нежели жалкие двадцать пистолей. Вручить им почетные грамоты и десять пистолей. Да! Вот. Правильно! Не зря меня называют Блюдовником Справедливым.
Сега достал из-за пазухи рулон туалетной бумаги и, накарябав что-то на нем, оторвал, после чего вручил полметра туалетной бумаги мушкетерам.
- Эй, а деньги? - возмутились мушкетеры.
- С Вас удержано за бланки почетных грамот. Вы еще должны по полпистоля каждый, из зарплаты вычтем, - ответил канцлер Сега, гадко улыбаясь.
- Вот жмоты эти короли, блин, - выругался Д’Арнатьян, выходя из дворца. - Была б моя воля, я б выдал бы вам пятьдесят, нет, пять пистолей, да! Эх! Пошли куда-нибудь.
Друзья направились в трактир.
- Слушайте, - сказал вдруг Потрос, - Король сказал, что мы приквакнули на этой неделе двух гвардейцев, а мы вроде бы пришили только одного.
- Ошибся, наверное, - пожал плечами Амарис.
- Короли никогда не ошибаются, - возразил благородный Отос и разрядил пистолет в проходившего мимо гвардейца. Подлый гвардеец рухнул замертво. Потрос же заявил во всеуслышание, что « именно вот этот гад вчера проиграл ему в карты двадцать», он заглянул в кошелек гвардейца, «нет, тридцать пистолей».
Мушкетеры и их новый друг пришли в трактир Бонасье и отметили свою дружбу грандиозной попойкой. После того, как трактир стал закрываться, Д’Арнатьян отказался платить за еду на том основании, что это ему невыгодно. Жена Бонасье, услышав это, чуть не умерла со смеху. Бонасье побежал звать стражников-гвардейцев, но те, узнав, что в трактире сидят четыре вооруженных до зубов головореза, заявили, что по статистике, они расследуют за ночь девять преступлений из десяти, и что это преступление как раз десятое.
Когда же Бонасье вернулся под утро из отделения, задержанный по обвинению в оскорблении патруля при исполнении, и отпущенный только после того, как уплатил штраф, то с удивлением обнаружил, что вывеска над его заведением несколько изменилась. Старая вывеска лежала в луже, а на ее месте красовалась наспех присобаченная бумажка с надписью: «Отос, Потрос, Амарис и Д’Арнатьян с женой Бонасье».
У дверей трактира лежал узелок с вещами Бонасье. Мимо пробегала собака и почла своим долгом задрать ножку на узелок.
- Я отомщу, я обязательно отомщу, - поклялся Бонасье, унося мокрый узелок. В его воспаленном мозгу, он, Бонасье представал рыцарем, которого обесчестили и, который будет жестоко мстить, до тех пор, пока подлые мерзавцы не умрут страшной смертью, громко крича перед смертью, как бараны. И вот он, Бонасье, выхватывает пистолет, выглядывает из-за угла и ...
Читать дальше