Уилбур Смит - Триумф солнца

У эмира упало сердце. Это было зловещее предзнаменование, часто предшествовавшее суровому приговору и смертной казни.

– Со всей душой и последним дыханием моего тела, – поклонился он.

– Мы вместе прочитаем с тобой аль-Фатиху, первую суру боговдохновенного Корана. [15]

Осман опустился на колени и прочитал в унисон с Махди:

– Во имя Аллаха, милостивого, милосердного! – И закончил молитву следующими словами: – Только Тебе поклоняемся мы и у Тебя только помощи просим!

Помолившись, Махди снова сел и пристально посмотрел на эмира.

– Осман Аталана, я поверил тебе и поставил перед тобой великую задачу.

– Вы биение моего сердца и дыхание моих легких…

– А ты подвел меня. Позволил неверным одержать победу. Ты оставил меня перед лицом врага, и теперь все кончено.

– Нет, мой господин, еще не кончено. Я проиграл битву, но не все сражение.

– Что ты имеешь в виду?

– Аллах сказал, что все закончится, лишь когда кто-то принесет вам голову Гордона-паши. Более того, Аллах сообщил вам, что этим человеком буду я, Осман Аталан.

– Ты не исполнил это пророчество – значит, обманул своего Бога, – мрачно заметил Махди.

– Аллаха и божественного Махди никто не может обмануть, – тихо возразил Осман, почти физически ощутив прикосновение ангела смерти к тому самому месту на шее, куда должен опуститься топор палача. – Ваше пророчество – монолитная скала в реке времени, которую нельзя смыть водой. Я вернулся в Омдурман, чтобы исполнить это пророчество. – Он показал рукой на другой берег Нила, где возвышались башни форта Мукран. – Гордон-паша все еще ждет своей участи за теми высокими стенами, и наступило время для решительных действий, поскольку вода в Ниле отошла от берега. Умоляю вас, дайте мне свое благословение, священный Махди.

Сердце Махди совершило не меньше сотни ударов, пока он напряженно размышлял над словами Османа. Эмир был умным человеком и искушенным стратегом. Отказать ему сейчас, значило бы расписаться в том, что он, Мухаммед Махди, не верит в свою победу. Махди натянуто улыбнулся и положил руку на обнаженную голову Османа.

– Иди и исполни предписанное. А когда выполнишь мое пророчество, возвращайся ко мне.

За час до полуночи в восточный канал викторианского Нила вошла небольшая лодка с гребцом и опущенным парусом. Аль-Нур сидел на скамье рядом с Османом Аталаном, и оба до боли в глазах всматривались в темный берег возле Хартума. С наступлением темноты небо над городом то и дело озарялось яркими вспышками фейерверков, рассыпавшихся красочными разноцветными огнями. Где-то за стенами города громко играл оркестр, и до них доносились нежное пение и беззаботный женский смех, замиравший над темными водами реки.

– Гордон-паша узнал новости из Абу-Клеа, – прошептал аль-Нур. – И решил отметить со своими подчиненными это радостное событие. С часу на час они ожидают пароходы с юга.

Далеко за полночь звуки празднества постепенно затихли, и Осман велел гребцу поднять парус и приблизиться к берегу. Когда лодка скользила мимо площади, аль-Нур тихо тронул своего господина и показал на крошечный участок берега, недавно освободившийся от воды. Влажный ил блестел в слабом свете звезд. Осман шепотом приказал гребцу подойти к берегу как можно ближе, перебрался на нос и длинным шестом стал отталкиваться от илистого дна, чтобы не привлекать внимание хлюпаньем весел. Они замерли, прислушиваясь к тихим голосам часовых и другим подозрительным звукам. Вскоре все смолкло, и только уханье совы доносилось из высокой башни католической миссии. В окне дворца британского консульства, выходившего на реку, тускло мигала масляная лампа, затем промелькнула темная фигура, и все стихло.

– Отпраздновав победу, неверные наслаждаются покоем, – прошептал аль-Нур. – Гордон-паша уже не такой бдительный, как раньше.

– Ну что ж, мы нашли участок, на котором можно высадиться, – кивнул Осман. – А теперь мы вернемся в Омдурман и приступим к подготовке. – Он подал сигнал гребцу, и лодка тихо поплыла к противоположному берегу.

Когда Осман и аль-Нур добрались наконец до двухэтажного здания в южном квартале Омдурмана, расположенного между казначейством Бейт-эль-Маль и невольничьим рынком, уже светало. Верные аггагиры Османа сидели во дворе и жадно поглощали принесенные рабами зажаренные ножки ягненка и лепешки из дуры, запивая роскошный завтрак крепким и ароматным абиссинским кофе.

– Благородный господин! – вскочили они на ноги. – Мы приехали вчера поздно вечером.