Лев Линьков - Капитан Старой черепахи

— Ты как, воду любишь?

— Воду или водку?

— Насчет водки я знаю, — улыбнулся председа­тель, — ее-то ты не пьешь.

— А потому хочу просить у тебя два литра спирта.

Макар Фаддеевич сообщил о просьбе профес­сора.

— Надо будет достать, — согласился Никитин,— завтра же достанем. Ну, а сейчас поехали...

...Потушив фары, старенький автомобиль выехал на Аркадийское шоссе. Только на крутых поворотах да перед знакомыми выбоинами шофер переключал на первую скорость.

Никитин любил быструю езду. Ощущение скоро­сти, прохладный воздух, равномерное покачивание, урчание мотора — все это успокаивало и давало возможность полузакрыть глаза и дремать.

Репьев частенько ездил с Никитиным, но отнюдь не разделял его любви к быстрой езде, особенно ночью.

Крупные капли дождя ударялись о ветровое стек­ло. Небо темное, почти черное, казалось низким, и от этого все вокруг тоже было черным, насторожен­ным.

В Люстдорф чекисты приехали за полночь. Ники­тин выслушал Кудряшева, сообщившего, что часа четыре назад он заходил к председателю поселко­вого Совета Карлу Фишеру посмотреть ожеребив­шуюся кобылу и заметил, что среди висящего во дво­ре под навесом пожарного инвентаря не хватает ломика...

— Который обронил в кустах помощник Антосова пассажира? — переспросил Никитин.

— Да шут его знает, может, совпадение... На Фи­шера такое не подумаешь,— ответил Федор и доба­вил: — Я ведь к нему в гости ходил. Думал, наш человек.

— И продолжай ходить. Он ни в коем случае не должен знать, что ты его в чем-то подозреваешь. Но гляди за ним в оба.

Потом Никитин попросил Кудряшева повторить в присутствии Репьева свой тайный план, после чего в канцелярию был вызван пограничник Вави­лов.

Днем Кудряшев, предупрежденный о приезде Ни­китина по телефону, созвал пограничников и расска­зал им о тяжком проступке Ивана Вавилова: Вави­лов признался, что в ночь, когда был убит Самсонов, он, сменившись с поста и возвращаясь в казарму, ви­дел на берегу какого-то человека, но не задержал его якобы потому, что думал, будто это кто-то из ме­стных жителей. Вероятнее всего, это был убийца Самсонова, которому удалось скрыться. Вавилова мучила совесть, и он, наконец, сам рассказал об этом, но это не смягчает его вины.

— Завтра состоится заседание Ревтрибунала,— заключил Кудряшев.

Вавилов не оправдывался и, не глядя в глаза то­варищам, сказал, что так-де ему и надо...

— Товарищ председатель сейчас с ним побесе­дует по душам! — усмехнулся дежурный, когда за Вавиловым закрылась дверь канцелярии.

«Беседа по душам» продолжалась с час, после чего Никитин и Репьев тотчас уехали.

Возвратившись в казарму, Вавилов ни с кем не обмолвился словом, а ночью бежал через выходив­шее в сад окно.

Исчезновение его обнаружили лишь под утро. Кудряшев объявил тревогу, но поздно: дезертира и след простыл.

— Теперь нашему начальнику нагорит по первое число, — говорили бойцы.

И действительно, Кудряшев получил строгий вы­говор в приказе по Губчека. Расстроенный, сумрач­ный, он зашел под вечер к Карлу Фишеру попить чайку и поделился своим горем.

— Ты понимаешь, Карл, как меня этот Вавилов опозорил: я ему, как себе, верил, а вот... А в чем дело-то: оказывается, этот Вавилов кулацкий сынок...

Рано утром Ермаков пришел в Арбузную гавань и, стоя на причале, глядел на краснофлотцев, кото­рые, растянув на палубе «Валюты» старый парус, ре­шали сложную задачу: как положить на пять запла­ток шестую?

— Романыч! Альбатрос! Какими судьбами?

Оклик заставил Андрея вздрогнуть. Из люка ма­шинного отделения высунулся механик. Широкоску­лое перепачканное маслом и копотью лицо его расплылось в улыбке. Опершись ладонями о края люка, Павел Иванович вскарабкался на палубу.

Ермаков перешагнул на «Валюту», и они крепко обнялись, для чего Андрею пришлось согнуться: Ли­ванов был на две головы ниже. Толстенький, брито­головый, он троекратно расцеловал приятеля и, не выпуская его руки, на миг отпрянул:

— Помолодел! Ей-ей, ты помолодел, Альбатрос! Вот не гадал свидеться! Каким ветром тебя занесло в Одессу?

— Попутным! — рассмеялся Андрей. — А где твоя прическа?

Он был рад встрече и тому, что Ливанов, по-ви­димому, ничего не слыхал о его ссоре с Ники­тиным.

— Годы, годы!.. Полысел. Механик сокрушенно развел руками.

— А тебя где же это изукрасили?

— Где было, там нас нет, — отшутился Андрей. Краснофлотцы, узнав в Ермакове командира,

с которым вчера приходил Никитин, встали «смир­но».