Лев Линьков
ИСТОЧНИК ЖИЗНИ
Проводника Ислама обвязали подмышками веревкой и начали опускать в колодец. Неужели и здесь не будет воды? Хотя бы такой, какая оказалась в Бурмет-Кую — солоноватой, пахнущей сероводородом.
Булатов сидел около сруба и следил покрасневшими, воспаленными глазами за медленно скользящей вниз веревкой.
Рядом стоял командир отряда Петр Шаров. Просто непостижимо, как он способен стоять под таким солнцем в гимнастерке, туго подпоясанной ремнем и перекрещенной портупеей!
Только пятнадцать пограничников из всего отряда в сто человек могли держаться на ногах. Они столпились у колодца в нетерпеливом ожидании, а остальные лежали на песке. Многие были без сознания, некоторые бредили, а пулеметчика Гаврикова пришлось связать: он вскочил вдруг, с громким хохотом подбежал к бархану, упал на колени, набрал в горсть песку, прильнул к нему губами и с жадностью начал его глотать.
Врач отряда Карпухин вылил в пиалу из бачка с неприкосновенным запасом две последние ложки воды, развел несколько капель клюквенного экстракта и дал больному, а потом сам потерял сознание.
С каждым часом палящий зной делался все более невыносимым. Но куда скрыться от солнца в пустыне? Даже неугомонные жаворонки, нахохлившись и широко раскрыв клювики, притаились в редких безлистных кустах саксаула. Словно окаменев, втянув под панцырь головы и лапы, лежали на склонах барханов черепахи. Лошади сгрудились, понуря головы; и было видно, как тяжело вздымаются их бока.
Воды! Если бы выпить сейчас хотя бы один глоток воды!.. А веревка все скользит и скользит, будто у колодца нет дна.
Булатов облизнул сухим, распухшим языком потрескавшиеся губы.
— Вытаскивай! — скомандовал вдруг Шаров.
Ислам отчаянно дергал веревку, что означало сигнал тревоги.
Комсомольцы Никитин и Сахаров, — они чувствовали себя лучше других, — навалились на рукоятку железного ворота, к которому была прикреплена веревка. Через несколько минут в шестиграннике сруба показались обсыпанные песком чалма и плечи проводника.
— Плохо, начальник, совсем плохо! — взволнованно проговорил Ислам, пожилой туркмен с седой клинообразной бородкой, и разжал кулак — на ладони лежал сухой песок.
Булатов посмотрел на командира. Что же теперь делать?
— Будем откапывать! — сказал Шаров.
Ислам поднял руку и слегка подул на ладонь. Песчинки разлетелись.
— Совсем сухой песок! На дне сухой, с боков сыплется, обвал будет, другой колодец надо итти.
Итти до другого колодца? Булатов оглянулся на неподвижно лежащих пограничников. Разве смогут они подняться и итти в таком состоянии?
Шаров наклонился к нему:
— Надо откапывать, секретарь! Если мы не поспеем завтра к Джураеву, он погибнет, а Ахмат-Мурда опять уйдет в Персию… Как ты себя чувствуешь?
Булатов уперся руками в горячий, обжигающий песок и, пошатываясь, встал. Голова закружилась, барханы закачались и полезли куда-то кверху; вместо лица командира он увидел какое-то желтое пятно. Булатов тряхнул головой, и барханы стали на свое место.
— Да, надо откапывать! — согласился он.
— Я считаю, что первыми должны спуститься коммунисты и комсомольцы, — сказал Шаров.
— Обвал будет! — предостерегающе воскликнул проводник. — Пожалуйста, верь Исламу. Ислам знает закон пустыни. Дальше итти надо.
Ислам лет двадцать чабанил в Кара-Кумах, и Шаров всегда считался с его советами, но сейчас приходилось пренебречь житейским опытом проводника и попытаться добыть воду именно здесь.
Булатов подпоясался, стащил с головы полотенце, надел фуражку и, тяжело ступая, подошел к лежащим на песке пограничникам.
Те, кто имел еще силы, повернулись к секретарю партийного бюро. Некоторые смотрели с полной апатией, словно им было все равно, что скажет сейчас этот низенький, плотный, крутолобый человек. Они уважали и любили его, но что он может сделать? Скажет: «Будем ждать каравана». А где этот караван? Может быть, он уже прошел где-нибудь рядом за барханами и не заметил дыма сигнальных костров…
Булатов откашлялся и хрипло, не узнавая собственного голоса, сказал:
— Товарищи коммунисты и комсомольцы! Кто из вас может встать?
Несколько пограничников медленно поднялись с песка.
Булатов сосчитал их: шесть человек — парторг второго эскадрона Киселев, комсомолец-снайпер Костя Семухин, рыжеволосый, веснущатый балагур Ярцев, три новичка, земляки-иркутчане Молоков, Добров, Капустин.
Читать дальше