Лев Линьков - Капитан Старой черепахи

Репьев распрощался и ушел.

— Хлюпок больно, не выдержать ему моря, — высказал Андрей свои опасения.

И зачем вообще на такой шхуне, как «Валюта», помощник? Может быть, председатель думает, что Ермаков не справится?

— Если хотите установить надо мной контроль, так неужто не нашлось крепкого человека?

— Насчет контроля ты говоришь ерунду. Небось ты не царский офицер. Если бы тебя следовало конт­ролировать, мы бы не затевали с тобой разговора,— ответил Никитин. — А что до остального — цыплят по осени считают...

По случаю предстоящего выхода «Валюты» в мо­ре старик Ермаков созвал гостей: шутка ли, сын от­крывает в Одессе навигацию!

Андрей привел с собой Павла Ивановича Лива­нова. Ковальчук остался дежурить на шхуне. Репьев от приглашения отказался: «Мне надо сходить в Губчека».

Мать усадила сына между собой и Катюшей По­повой.

Андрей несказанно обрадовался ее приходу. Он никак не ожидал, что после первой неприятной встречи она согласится прийти к ним.

— Это я ее, курносую, уговорил, — посмеиваясь, сказал отец.

Здороваясь, Катя.крепко, по-мужски, пожала руку, Андрей отметил про себя, что ладони у нее ста­ли грубые, мозолистые. Он обратил также внимание на то, что одета она очень просто, даже бедно: си­няя фуфайка, черная узенькая юбка, парусиновые туфли на низком каблучке. «Трудно, наверное, ей одной жить...»

Андрей так пристально разглядывал девушку, что она смутилась и покраснела:

— Вы всегда так смотрите на гостей?

Андрей с горечью услышал это «вы» и не сразу нашел ответ.

— Да... то есть я хотел сказать... Я хотел спро­сить... где вы работаете?

— В порту, — ответила она. — Я часто вас вижу, вы всё спешите.

— Как воробей, — пошутил Андрей.

Анна Ильинична приветливо потчевала собрав­шихся:

— Кушайте, дорогие гости! Угощение не бог весть какое, чем богаты, тем и рады.

— Самое что ни на есть пролетарское угоще­ние, — ухмыльнулся Роман Денисович.

На тарелках лежали початки вареной кукурузы, ячменные лепешки, соленые помидоры и жареная камбала.

Глядя на хитро подмигнувшего Ливанова, Анд­рей предложил выпить за старых моряков, которые, несмотря на все невзгоды, не забывают моря.

— Теперь оно наше, пролетарское, и любить его надо вдвойне.

— Как я свою старуху, — громко засмеялся отец, наполняя рюмки. — За полвека перевалило—еще крепче полюбил... Не унывай, Андрей, Петр Великий тоже с ботика начинал!

Роман Денисович быстро захмелел. Склонив на­бок голову, он ласково обнял Анну Ильиничну и за­пел надтреснутым голосом:

Внезапно оборвав песню, отец повернулся к сыну:

— Эх, Андрей, Андрей, счастье тебе великое вы­пало — плавать. Только вот ты спросил бы в своей Губчека: думают они Лимончиком всерьез заняться? Вчера ночью у Тихоновых, на Портофранковской, его молодчики дом подпалили: зачем-де сын в коммуни­сты записался...

Гости рассказывали о своем житье-бытье, вспоми­нали старых знакомых, многие из которых погибли на фронтах гражданской войны, расспрашивали Анд­рея о потоплении Черноморского флота, обороне Ца­рицына. И он, обычно скупой на слова, говорил об­стоятельно, с увлечением, ловя.себя на мысли, что говорит так для нее, для Кати...

Далеко за полночь Ермаков пошел проводить ее домой. Павел Иванович, которого он из вежливости пригласил прогуляться, ответил, что-де ему недосуг, без него на «Валюте» может «испариться» машинное масло...

Ночь выдалась теплая. С высокого безоблачного неба светила полная луна. Длинные черные тени от домов и деревьев перечеркивали улицу.

Девушки, с которыми Андрею приводилось встре­чаться за годы войны, — работницы, рыбачки, сест­ры милосердия, фельдшерицы, сотрудницы штабов — любили его за веселый, хотя и вспыльчивый харак­тер, и он чувствовал себя с ними свободно. Они по­нимали его грубоватые шутки и не сердились на них.

Но вот сейчас, идя рядом с Катюшей, он не знал, о чем говорить. Словно какая-то тень стала между ними, и не было уже прежней простоты и откровен­ности. Она совсем не похожа на других девушек, ко­торых он знал, она серьезная, нет, это было не то слово, — не серьезная, а строгая, и в то же время какая-то застенчивая, и, может быть, именно поэто­му она так дорога ему. Андрей хотел сказать, что по-прежнему любит ее, но. не решался. Удивительно, как еще она согласилась, чтобы он проводил ее.