Михаил Ляшенко - Из Питера в Питер. Повесть

Виновник этих событий хотел сначала наотрез отказать Крукам. Это предложение его оскорбляло. Он уже нахмурился и сверкнул глазами, но потом все-таки иронически-вежливо шаркнул ножкой:

- Благодарю. У меня другие планы.

Однако, узнав, что Круки вовсе не миллионеры и ничего оскорбительного для его чести в их предложении нет, почувствовав повышенный интерес ребят к своей особе, Аркашка, похоже, передумал. Боясь Ларькиных насмешек, он делился с Мишей Дудиным:

- Может, я еще с ними и поеду. В эту Америку.

- Так это же самая буржуйская страна! - пугался Миша. - Там главные ихние акулы…

- Ну и что? Напущу на них святую мать-анархию! Пусть чешутся! А потом - раздуем мировую!

Тем временем настроения ребят менялись. Им что-то разонравилось предложение Круков об усыновлении Аркашки, показалось опасным…

- Это они нас кого усыновят, кого удочерят, и все! - тайком расстраивались девочки. - Тогда домой ни за что не попадем…

Вопрос об усыновлении Аркашки пока остался открытым. Но Круки не теряли надежды… Смит им деятельно помогал. Америка по его рассказам была страной чудес, страной удивительных возможностей для каждого. Даже для девочек. Но особенно для мальчиков…

- Нашу страну построили отцы-пилигримы. Те, кому пришлось бежать из Европы от виселиц королей и костров святош… Самые отчаянные, самые гордые, самые стойкие и сильные люди высаживались на берега Америки, и их встречали стрелы и томагавки индейцев. Те, кто выжил, отвоевал свой кусок земли, построил свой дом, стали нашими предками. А теперь мы самая могучая страна. Немцы колотили в Европе всех, но стоило Америке протянуть через океаны кулак, и немцы упали на колени…

Он был необыкновенно хитрым, этот Майкл Смит. Не клюнули сразу на богатство, он манил ребят романтикой… Непонятно только - зачем?

И в тот вечер, когда Смит неожиданно показал еще одно свое лицо, он рассказывал об Америке. О Ниагарском водопаде, Гранд-Каньоне, Великих Озерах, о Сан-Франциско, родине Джека Лондона, и Миссисипи, по которой плавал Марк Твен, о небоскребах и магазинах, полных всего, чего душа желает, о великом счастье жить в такой стране…

Он и сам увлекся, поэтому не заметил, как приоткрылась дверь в комнату… Катя, заглянув в щель, решительно поманила Гусинского. Тот, улучив момент, исчез… Потом так же незаметно скрылись за дверью Канатьев и Миша Дудин… Попробовали выскользнуть еще несколько человек, но их Смит уже заметил и осведомился, что это значит.

Тут вернулся Миша Дудин. Кто-то тащил его за штаны в коридор, но Миша, отмахиваясь, шагнул в комнату и спросил Майкла Смита:

- Это правда, что вы посадили Ручкина в карцер на хлеб и на воду?

- Правда, - помедлив, ответил Смит.

В комнате возник тревожный шепот…

- А за что? - неустрашимо спросил Миша.

- За ложь, - твердо сказал Майкл Смит. - Он солгал.

Смит так это сказал, что все растерялись. Одна Катя, стоя в дверях, затрясла головой:

- Этого не может быть. Ручкин никогда не лжет.

Майкл Смит строго и печально посмотрел на Катю.

В самом деле, испуганно думали ребята, что это она сказанула… Выходит, Смит врет?

Наконец он раздельно и многозначительно произнес:

- На этот раз Илларион Ручкин изменил своим правилам.

И медленно вышел, не желая продолжать разговор.

Тут уж все промолчали. Но когда Смит скрылся, поднялся невероятный галдеж, на секунду стихавший, когда кто-нибудь призывал: «Да тише вы!» - и тотчас разгоравшийся снова.

Все говорили разом, пытаясь выяснить, что же такое мог сказать или сделать Ларька. Больше других волновались, конечно, Аркашка, Гусинский и Канатьев, Катя и Миша Дудин… Но и остальным ребятам было не по себе от того, что такого человека, как Ларька, упрятали в карцер какие-то американцы!

Никто даже приблизительно не догадывался, что натворил Ларька. Гадали и так и этак, но тут же с презрением отбрасывали свои выдумки.

- Говорят, там вот такие крысы… - сказала Тося с ужасом, показывая руками размер крысы в метр длиной.

Ужин прошел в гнетущей тишине… От Кати, пытавшейся выведать что-нибудь у Круков, от Аркашки (он пробовал расколоть Джеральда Крука, который, как известно, его боялся) узнали, что и Круки молчат, хотя явно чем-то встревожены…

Обиженный и недоступный Смит ни с кем не разговаривал. Никому не пришло в голову обратиться к Валерию Митрофановичу…

Бросились, конечно, к Николаю Ивановичу.

Между ним и ребятами отношения неуловимо изменились. До появления американцев Николай Иванович был самым любимым и уважаемым учителем. Но с приходом Круков и Смита Николай Иванович стал замечать у одних ребят снисходительность, у других попытки панибратства, а у Ростика и его компании даже что-то похожее на пренебрежение - дескать, а чего ты теперь, друг, стоишь? И это Николая Ивановича расстраивало.