А Петропавловск оказался скучным городишкой. Ни лесов, ни гор. Степи, озера, болота. Сейчас все это было еще под снегом. Кончался февраль девятнадцатого года…
Их разместили в большой усадьбе на окраине города. Здесь, кроме главного барского дома, было еще много построек и почти во всех сохранилась мебель, топились печи… Удалось организовать все нужные классы. Одну комнату в полуподвале Смит определил для карцера, хотя Круки уверяли, что карцер, конечно, никогда не потребуется. Жизнь в усадьбе налаживалась теплая, сытная, и нелегко было понять, почему именно здесь, в спокойной обстановке, все чаще стали сниться кошмары и даже днем не покидало гнетущее чувство страха…
Молча рассматривали карту; сначала тайком, потом в открытую.
- Еще на семьсот верст уехали…
- На семьсот сорок, я ниткой вымерил…
Словно какая-то зловещая, необоримая сила отодвигала и отодвигала их от дома неведомо куда. Невольно представлялись бесконечные пространства до Урала, и от Урала до Волги, и потом еще сотни длинных верст, и становилось страшно, нехорошо. Тогда и на Круков и на Смита ребята старались не смотреть.
Что думают о них дома? Уже почти девять месяцем не было никаких вестей. И они не могли дать о себе знать. Их, наверно, считают погибшими…
То, что долгое время девочки таили про себя, сдерживались, теперь выплескивалось наружу:
- Не знаю, как мама переживет.
- Не понимаю, как я могла уехать! Как раз получили письмо от брата, что он ранен и его отпустили домой. А я уехала!..
- У отца туберкулез, нужно сало. Я сначала немного наменяла, думала привезти, а потом… потом все съела…
И все время стучалась мысль, что теперь никогда уже не увидать ни маму, ни отца, ни брата, никого из близких…
Даже неунывающая Ларькина компания настроена была грустно, подавленно. Колчак продолжал лезть в глубь России. Местные газеты расписывали его успехи, близкий крах большевиков. Кольцо белых вокруг Москвы и Питера затягивалось все туже.
- Если революция погибнет, я домой не вернусь, - мрачно заявил Аркашка.
- Куда же ты? - спросил Ларька.
- И ты не вернешься…
Ларька промолчал. Гусинский и Канатьев смотрели на него с тревогой. Каждого все чаще навещала мысль: а что делать, если белые и правда победят? Как тогда жить?
- Тогда нам, большевикам, и податься будет некуда, - задумался Миша Дудин.
- Ну, мы не дадимся! - крикнул Аркашка. - Лучше геройски погибнем!
- А где этот Колчак?
- Колчак - в Омске, - сказал Аркашка и уставился на Мишу, грызя ногти. Его явно осенила новая идея, но Ларька не дал ее обнародовать.
- Чего расхныкались? - сердито спросил Ларька, сжимая кулаки. - Кому надо ваше нытье? - И еще злее ответил: - Колчаку! На него, что ли, работаете?
Все притихли, не решаясь и тосковать, раз это идет на пользу Колчаку…
Впрочем, скоро стало известно, что Круки пытаются установить через линию фронта контакт с представителями американского Красного Креста в Питере и Москве.
Николай Иванович, которому Круки тоже пришлись по душе, рассказал, как мучаются ребята от того, что много месяцев не имеют никакой связи с родным домом.
- Как! - вскинулась миссис Крук. - Дети не могут переписываться с родителями? Возмутительно!
Николай Иванович наклонил голову… Миссис Крук не могла успокоиться:
- Это бесчеловечно! Вот что делает война, ваша революция… Дети страдают…
Тут ее цепкие глазки стали еще острее и словно оцарапали Николая Ивановича:
- Но ведь в Петербурге творятся ужасы… А если родители детей погибли?
Николай Иванович поежился:
- Все может быть… Только мы народ живучий.
И тут выяснилось, что еще до отъезда в Петропавловск Круки отправили в петроградское представительство Красного Креста сообщение о детской колонии. Одновременно через Владивосток и Японию они направили рапорт в Соединенные Штаты, и в этом документе просили сообщить в Петроград о судьбе детской колонии и о том, как наладить переписку между детьми и родителями.
Уже в Петропавловске Смит намекнул об этом Аркашке, и, хотя ответа ни из Питера, ни из Соединенных Штатов пока не было, вся колония воспрянула духом. После чудес с питанием и обмундированием ребята уверовали во всемогущество Круков.
В Петропавловске возобновилась учеба. За нее все ухватились с жадностью. Это была какая-то отдушина. Ребята почувствовали себя увереннее. Тем более что Николай Иванович упорно внушал:
- Новая Россия с вас спросит. Вы ей понадобитесь. И чем больше накопите знаний, тем будете ей нужнее.
Читать дальше