Уилбур Смит - Горящий берег

Остальную часть дня посвящали выбору портьер и обоев, присмотру за рабочими, менявшими внутреннее убранство дома, совещаниями с Анной по поводу перемен в управлении хозяйством Тенис-крааля, играм с Шасой и попыткам помешать слугам-зулусам окончательно его избаловать, урокам вождения «фиата» под руководством Гарри Кортни, размышлениям над открытками с приглашениями, которые поступали с ежедневной почтой, и общему руководству Тенис-краалем, как в те дни, когда она управляла шато в Морт-Омме.

Каждый день после полудня они с Шасой пили чай с Гарри в библиотеке, где тот проводил большую часть дня, и он, надев очки в золотой оправе, читал им написанное за день.

— О как, должно быть, удивительно владеть таким даром! — воскликнула Сантэн, и Гарри опустил листок рукописи.

— Вы восхищаетесь теми, кто пишет? — спросил он.

— Это люди особой породы.

— Вздор, дорогая, мы самые обычные люди, но настолько тщеславны, что думаем, будто другие захотят прочесть то, что мы написали.

— Хотела бы я уметь писать.

— Вы умеете, у вас прекрасный стиль.

— Я хочу сказать — писать по-настоящему.

— Вы можете. Возьмите бумагу и попробуйте. Если, конечно, хотите.

— Но, — она со страхом посмотрела на него, — о чем же мне писать?

— Напишите о том, что происходило с вами в пустыне. Я бы сказал, для начала подойдет.

Ей потребовалось три дня, чтобы привыкнуть к этой мысли, собраться с силами и начать. Она приказала слугам перенести в бельведер на краю лужайки стол и уселась за него перед стопкой бумаги: в руке карандаш, в сердце ужас. Впоследствии, придвигая к себе чистый лист, она ежедневно испытывала тот же ужас, но он быстро проходил, едва на пустой бумаге начинали выстраиваться ряды слов.

Чтобы скрасить свое творческое уединение, она переместила в бельведер несколько приятных вещиц: красивый ковер закрыл выложенный плиткой пол, в дельфийскую вазу Анна каждый день ставила свежие цветы, а перед собой Сантэн положила складной нож О’ва. Им она точила карандаши.

Справа от себя Сантэн поставила выложенную бархатом шкатулку, в которой лежало ожерелье Х’ани. Когда не хватало вдохновения, она откладывала карандаш и брала в руки ожерелье. Перебирала в пальцах гладкие яркие камни, как четки, и это приятное прикосновение успокаивало Сантэн и укрепляло ее решимость.

Ежедневно после ланча до тех пор, пока не приходило время пить с Гарри чай в библиотеке, она писала за столом в бельведере. Шаса спал в колыбели рядом с ней или возился у ног.

Сантэн потребовалось много дней, чтобы понять: она никогда никому не покажет написанное. Она обнаружила, что ничего не способна утаить, что пишет совершенно искренне, ничего не скрывает, ни о чем не умалчивает.

Будь то подробности ее ночей с Майклом или описание вкуса тухлой рыбы во рту, когда она умирала от жажды на берегу Атлантического океана, она понимала: они шокируют и приведут в ужас любого читателя.

«Я пишу только для себя», — решила она наконец. И каждый день, закончив писать и положив исписанные листки в шкатулку поверх ожерелья Х’ани, она с удовлетворением чувствовала, что чего-то достигла.

Тем не менее в этой симфонии довольства изредка звучали и контрастные ноты.

Иногда ночами в полусне она инстинктивно тянулась к гибкому золотому телу, которому полагалось быть рядом, тоскуя по гладким твердым мышцам или длинным шелковистым волосам, пахнущим, как душистые травы пустыни.

Потом она просыпалась окончательно и лежала в темноте, ненавидя себя за это предательское стремление и сгорая от стыда, что осквернила память о Майкле, О’ва и маленькой Х’ани.

Однажды утром Гарри Кортни послал за ней и, когда она пришла и села, протянул ей конверт.

— Это пришло с сопроводительным письмом на мое имя. От адвоката из Парижа.

— Что там, папа?

— Мой французский ужасен, но суть в том, что имение вашего отца в Морт-Омме продано для покрытия долгов.

— О, бедный папа!

— Вас сочли умершей, дорогая, и продажа была устроена по решению французского суда. Я понял, что адвокат прочел о вас в парижской газете и написал мне, объясняя положение дел. К несчастью, долги графа де Тири были очень велики; к тому же, как вы знаете, шато со всем, что в нем было, уничтожен огнем. Адвокат прислал счета: после всех расходов, включая выплату довольно значительного гонорара этому парню, вам остались сущие крохи.

В Сантэн проснулась здоровая алчность.

— Сколько, папа? — резко спросила она.