Уилбур Смит - Охота за слоновой костью. Когда пируют львы. Голубой горизонт. Стервятники

Они мешали ему идти, но он предпочитал немного прихрамывать, чем вышагивать по улице с ружьем напоказ. Дэниел не имел ни малейшего представления, как часто здесь прохаживался полицейский патруль. Еще раз проверив карманы, где лежали патроны и электронная карточка Чави, служившая ключом от дверей склада, Дэниел осторожно двинулся к особняку.

Подойдя к забору, собак он не увидел. И даже когда он тихонько свистнул, ни один из ротвейлеров не «приветствовал» его злобным рычанием. Снотворное, подсыпанное в мясо, на несколько часов успокоило их. На то, чтобы открыть замок на воротах, Дэниелу потребовалось даже меньше двух минут. Оставив ворота широко открытыми, он неслышно зашагал по мягкой траве газона, избегая наступать на скрипучий гравий подъездной дорожки.

Дэниел не удивился бы, встретив возле дома ночного сторожа. Хотя в Малави, по сравнению с Замбией, царил порядок и, в общем, соблюдались законы, в таком особняке наверняка должен быть сторож, решил Дэниел. Однако Четти Сингх, похоже, больше доверял животным, чем людям.

Никакого охранника он нигде не увидел, и, притаившись в тени увитого растениями свода, он рассматривал особняк. Дом, построенный в стиле старинного ранчо, с большими красивыми окнами, сейчас занавешенными, ярко освещался. Время от времени за окнами проскальзывали тени обитателей дома, и Дэниелу показалось, что он узнал силуэты жены и стройных дочерей Сингха.

С левой стороны к дому примыкал большой гараж. Двери его оказались не заперты, и сквозь них Дэниел разглядел блестевший корпус зеленого «кадиллака». Четти Сингх был дома.

Дэниел в темноте собрал ружье, загнав в стволы патроны двенадцатого калибра. С близкого расстояния такие патроны разрывали человека чуть ли не пополам. Взведя затвор, Дэниел поставил ружье на предохранитель. Повернув часы к свету от окна, он посчитал, что примерно через двадцать минут — разумеется, если противомоскитная спираль по какой-либо причине не погаснет — пакетик со спичечными головками взорвется. Мусор тут же задымит, и пожарная сигнализация мгновенно сработает.

Короткими пробежками Дэниел направился к гаражу, то и дело оглядываясь на окна дома. Гравий слегка поскрипывал под его ногами, и Дэниел напряженно вслушивался, опасаясь неожиданного окрика ночного сторожа. Однако ничего не произошло, и Дэниел, немного успокоившись, проверил дверцы «кадиллака». Все они оказались заперты.

В стене гаража со стороны водительского сиденья виднелась дверь, которая, по всей видимости, вела в дом. Скорее всего, этой дверью пользовался сам Четти Сингх.

Дэниел просидел в тиши еще около четверти часа. Когда же хозяевам сообщат наконец о случившемся пожаре? Дэниел слишком долго ждал этого момента, и терзаться сомнениями, а правильно ли он поступает, было уже поздно.

Защищаясь, он убил Чави. Но и раньше, во время партизанской войны, ему приходилось убивать людей. Хотя в отличие от многих он не испытывал при этом никакого удовольствия или удовлетворения. Несмотря на то, что он просто выполнял свой воинский долг, после каждой новой операции в нем все больше росло чувство вины и раскаяния. В конечном счете он стал испытывать отвращение ко всему, что было связано с так называемой «этикой» войны, а затем и вообще пришел к полному ее неприятию. Вот тогда-то он и покинул ряды армии и примкнул к группе «Альфа», и вот теперь он собрался убивать снова, причем совершенно хладнокровно и расчетливо. Те безымянные жертвы, что пали в кровопролитных боях в выжженном вельде и остались лежать там незахороненными, были, наверное, патриотами. Чернокожие храбрецы, куда храбрее Дэниела, готовы были умереть за свою свободу и независимость, какой она им представлялась. В конце концов они одержали победу именно там, где он потерпел поражение. Давно погибшие, они до сих пор оставались ярким примером для многих, а то, за что сражался он, стерлось из памяти новых поколений. Той Родезии, за которую дрался он, теперь просто не существовало. Однако отвратительные и бездушные убийства, много лет назад совершенные им на войне, были все-таки ритуалом. Пусть безнравственным, но ритуалом.

А чем оправдает он то, что собирается совершить сейчас? Якобы во имя памяти о Джонни Нзоу? Как ему увериться в справедливости задуманного и исполнить роль палача, хотя никакой судья пока не вынес никакого приговора? И так ли уж сильна в нем ненависть к убийцам, что он сам решается убить?

В памяти всплыли окровавленные тела Мэвис Нзоу и ее детишек. Нет, никуда ему от этого не деться. Он должен отомстить за Джонни и его семью, как бы ни мучили его потом угрызения совести.