Мне с трудом верилось в это. Я‐то считал, что каракатицы, с которыми мне приходилось общаться, были немолоды — что они часто встречались с людьми, изучили человеческое поведение и не один раз повидали смену времен года в своей бухте. Я думал так отчасти потому, что они выглядели старыми, искушенными в жизни. К тому же они были слишком велики для столь молодого возраста, они ведь нередко достигали чуть ли не метра в длину. Но в том году я осознал, что встретился с этими каракатицами в самом начале сезона размножения и что все животные, которых я наблюдал, скоро умрут.
Так и случилось. К концу южной зимы каракатицы резко вступили в период заката. Он наблюдался в течение нескольких недель, иногда даже дней — в тех случаях, когда мне удавалось отследить судьбу конкретной особи. Они вдруг начинали буквально разваливаться. Вскоре оказывалось, что у кого-то недостает щупальцев и кусков плоти. Они начинали терять свою волшебную кожу. Вначале я думал, что белые пятна — очередная смена расцветки, но, приглядевшись, увидел, что внешний слой кожи, живой видеоэкран, отслаивается, обнажая однотонное белое мясо. Их глаза мутнели. Под конец этого процесса каракатица уже неспособна держаться на плаву. Однажды начавшись, деградация происходит очень быстро. Их здоровье летит под откос.
С тех пор как я узнал об их будущем, общаться с этими животными, особенно теми, с кем я подружился, стало для меня тяжело. Им так недолго оставалось жить на свете. К тому же в свете этого открытия меня еще больше озадачивал их большой мозг. В чем смысл наращивать мощную нервную систему, если через год или два умрешь? Механика интеллекта требует немалых затрат и на построение, и на функционирование. Польза обучаемости — преимущества, которое дает большой мозг, — по идее, зависит от продолжительности жизни. Для чего вкладывать ресурсы в процесс познания мира, если на использование полученной информации практически не остается времени?
Головоногие — единственный эволюционный эксперимент по созданию большого мозга среди животных, не принадлежащих к позвоночным. Большинство млекопитающих, птиц и рыб живут намного дольше головоногих. Точнее, млекопитающие и птицы способны прожить дольше, если их не съедят или не постигнет какое-то другое несчастье. Это особенно характерно для крупных животных, таких как собаки и шимпанзе, но есть и мелкие обезьяны размером с мышь, доживающие до пятнадцати лет, а колибри живут до десяти и больше. Головоногие в большинстве своем выглядят и слишком большими, и слишком умными для того, чтобы их жизнь промелькнула столь быстротечно. Для чего нужны такие мозговые мощности, если осьминог умрет менее чем через два года после того, как вылупился из яйца?
Может быть, причина короткой продолжительности жизни — в самой морской среде? Это предположение мне скоро пришлось отбросить. В том же месте, где и мои головоногие, обитает странная рыба, живущая под камнями; она принадлежит к группе рыб, среди которых есть виды, доживающие до двухсот лет. До двухсот! По-моему, это было ужасно нечестно. Какая-то унылая рыба живет сотни лет, в то время как великолепные каракатицы и умные, любопытные осьминоги умирают, не дожив и до двух? [173]
Еще одна гипотеза состояла в том, что само строение тела моллюсков — или конкретно головоногих — каким-то образом ограничивает их продолжительность жизни. Мне приходится слышать такие утверждения, но вряд ли они годятся в качестве объяснения. Наутилусы, элегантные, но малоинтересные с психологической точки зрения головоногие, бороздят в своих раковинах Тихий океан, словно подводные лодки; они доживают до двадцати с лишним лет. Десятилетия жизни, которую биологи нелестно прозвали жизнью «нюхающего и шарящего падальщика». Эти животные — родичи осьминогов и каракатиц, но их жизнь вовсе не мимолетна.
В этом свете жизнь осьминога или каракатицы предстает совсем иначе — она насыщена переживаниями, но невероятно сжата. Но это порождает и новые вопросы о мозге, который делает возможным подобный опыт.
Почему головоногие не живут дольше? Почему мы все не живем дольше? [174]На горных склонах Калифорнии и Невады растут сосны, заставшие то время, когда по Риму прогуливался Юлий Цезарь. Почему одни организмы живут десятки, сотни, тысячи лет, а другие при нормальном ходе событий не дотягивают и до одного года? В смерти от травмы или инфекционного заболевания ничего загадочного нет; загадкой является смерть от «старости». Почему, пожив какое-то время, мы начинаем распадаться? Этот вопрос всегда подспудно присутствует, когда мы встречаем очередной день рождения, но краткость жизни головоногих ставит его ребром. Почему мы стареем?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу