Чарльз Силсфилд: Токеа и Белая Роза

— Все верно, — согласился капитан, — но индеец-то каждый год аккуратно переправляет меха за ее содержание, да и одежонку присылает. Вы же видели, платье на ней не из худших. Он, конечно, краснокожий, но над его собственностью я не властен.

— И больше вы ничего не слыхали о нем?

— Я видел его дважды, — сказал капитан тоном, по которому можно было понять, что это для него не самая приятная тема. — И всякий раз он был закутан в свое синее одеяло. В третий раз я видел его лицо. Правда, издалека, и упаси меня Бог от таких встреч. Эх, если бы не бабье любопытство… — продолжал он, выразительно взглянув на жену. — Я собирался в верховья, к полковнику Хокинсу, поговорить о девочке, а может, и дать объявление в газетах. Но какой бы дорогой я не поехал: вниз ли к Нью-Орлеану, вверх ли к Нашвиллу, — а о моих планах не знала ни одна душа, кроме супруги, — краснокожий уже подстерегал меня. Он дал мне проехать миль сорок на пути в Миллиджвилл и пристрелил моего коня, как собаку. Да, недешево обошлось мне любопытство миссис Коупленд…

— И ни один из индейцев так и не приоткрыл завесу тайны? Вы говорили, он сам повесил на шею ребенка коралловое ожерелье. Может быть, это тайный знак?

— По правде говоря, чем меньше об этом болтаешь, тем лучше. Девочка француженка или испанка. Это уж точно. А если вам не терпится узнать побольше, воспользуйтесь удобным случаем. Вон там, в сарае, храпит один краснокожий.

— Я должен его увидеть, — сказал проповедник, вставая со стаканом рома в руке и не обращая внимания на осуждающий взгляд капитана.

Индеец, распластавшись на соломе, спал глубоким сном. Рядом лежал карабин. Но не успел миссионер приблизиться к спящему, как тот открыл глаза и вскочил на ноги.

Проповедник сделал знак индейцу следовать за ним и, взяв на руки девочку, запечатлел на ее лбу нежный поцелуй. Индеец метнул быстрый взгляд на девочку, впился глазами в коралловое ожерелье и вдруг задрожал, точно в лихорадке. Он медленно попятился и, издав вдруг дикий вопль, стрелой перелетел через кусты. Через несколько секунд он уже скрылся в лесу.

Озадаченный миссионер вернулся в дом.

— Ну и как? — спросил капитан, нахмурившись. — Не пропал интерес к девочке?

— Разумеется, нет. Если вы не против, я поговорю с агентом.

— Ну уж нет! Я-то как раз против, — сухо ответил капитан. — Я должен сдержать слово, по крайней мере, пока я здесь. Правда, мое пребывание в Кусе слишком затянулось. Я мечтаю о более спокойном месте. Если не ошибаюсь, крики опять зашевелились. А это, поверьте, предвещает грозу. Говорят, вождь окони снова вступил в союз со страшным Текумсе. А два этих дьявола вместе могут весь мир спалить. Вот когда я буду уже внизу, в Миссисипи, — слава Богу, эти места принадлежат нам, а не жалким испанцам, — можете делать все, что вам вздумается.

— Еще бы! — вмешалась хозяйка. — Бедная девочка! Не годится она для нашей работы. Уж такая, право, неловкая, будто невесть где и родилась. Ей бы лучше шитьем заниматься или еще каким рукоделием да в школу ходить. Шьет она отменно, а пишет — не хуже учителя.

Добрая женщина долго еще распространялась бы о талантах своей молочной дочери, если бы из сада не донесся крик, а через несколько мгновений в комнату не вбежала бледная как полотно девочка. Ее била дрожь. Малютка бросилась к проповеднику, с плачем упала перед ним и обхватила ручонками его колени.

Страх, охвативший ребенка, поверг в смятение всех присутствующих. Когда же сквозь плач ей удалось выкрикнуть: «Он там!» — все уставились на дверь и, раскрыв рот, опустились на стулья.

На пороге стоял поджарый, огромного роста индеец. Он окинул комнату своим цепким взглядом и подвинул себе стул. Судя по облачению, это был вождь высшего ранга. Его фигура, обтесанная суровой жизнью, казалась поистине исполинской и таила в себе невероятную силу. Шея и голые руки были перевиты ремнями мышц. Но самое сильное впечатление производила голова, по древнему обычаю мико увенчанная диадемой из перьев. Узкий лоб, резкие бугры скул, образующие две глубокие складки, в коих прятались тонкие, как лезвия, губы. Одежда его состояла из подобия жилета дубленой оленьей кожи, полностью закрывавшей широкую грудь, и пестрого поясного платка, стянутого ремнем с вампумом и не доходившего ему до колен. Мокасины были богато изукрашены. В правой руке индеец держал карабин, за поясом боевой нож.

— Токеа! — воскликнул миссионер.

Хозяин хотел было поднести к губам стакан виски, но как только услышал имя индейца, жажда у него моментально пропала, это было имя злейшего врага белых. Капитан осторожно поставил стакан и принялся во все глаза разглядывать вождя.