Дмитрий Семакин - Сага о мятеже на «Баунти» и об острове Питкэрн. Том I

7 августа 1793-го, ровно через 2 года и 4 дня после отплытия (и спустя почти год после трибунала над мятежниками с «Баунти»), «Провиденс» и «Ассистант» вернутся в Англию. Командир экспедиции капитан Уильям Блай получит все полагающиеся награды и привилегии (в частности, премию в тысячу гиней), но, несмотря на славу, к нему, еще недавно почти национальному герою, вскоре намертво прицепится ироническое прозвище «Блай Хлебный Фрукт»…

Так, почти анекдотически, завершится одна из самых необычных продовольственных авантюр Британской Империи конца XVIII века — история трансплантации хлебного дерева с Таити на Карибы…

Но все это будет потом. А тогда, в те самые сентябрьские дни 1792 года, когда в Портсмуте шел суд над мятежниками с «Баунти», «Провиденс» и «Ассистант» с грузом уру преодолевают Торресов пролив.

…В течение первых трех дней заседаний по очереди под присягой были опрошены все 9 вызванных свидетелей. Каждый из привлеченных членов экипажа «Баунти» рассказал всё, что мог припомнить о событиях 28 апреля 1789 года, после чего каждого подвергли перекрестному допросу. Спрашивать разрешалось и подсудимым. И для членов суда картина начала постепенно проясняться.

12 сентября бывший штурман «Баунти», сорокалетний Джон Фрайер, представший перед Лордами Адмиралтейства первым, дал однозначные показания о том, что лично видел семерых из экипажа с оружием в руках. Помимо отсутствующих Кристиана, Чёрчилла, Самнера, Куинтала и Мартина свидетель назвал подсудимых Бёркетта и Миллуорда. Кроме этого, Фрайер видел, что юнга Эллисон, выполняя приказ предводителя мятежников, перед расставанием с баркасом поднялся на ванты и распустил марсель.

Насчет Питера Хейвуда свидетель сказал, что вообще не видел юного гардемарина в тот день на палубе.

Что касается Моррисона, то штурман вспомнил о том, что обмолвился с ним парой слов, когда тот готовил баркас к спуску на воду. Фрайер шепотом призвал помощника быть готовым к отпору мятежникам, на что Моррисон ответил: «Спускайтесь вниз в вашу каюту, уже слишком поздно».

Смысл этой реплики можно было истолковать двояко, и во время перекрестного допроса суд спросил Фрайера: «Говорил ли он с вами угрожающим тоном или обращался к вам с советом?». Свидетель ответил однозначно: «Обращался с советом», и это слегка развеяло тучу, начавшуюся было сгущаться над подсудимым помощником боцмана.

Во второй половине того же дня 12 сентября бывший боцман «Баунти» Уильям Коул в целом подтвердил показания Фрайера, а также добавил, что видел с оружием в руках еще 11 человек — Брауна, Александра Смита, Маккоя, Миллза, Томпсона, Хиллбранта, Скиннера и Янга. Плюс — сидящих на скамье подсудимых Бёркетта, Миллуорда и Маспрэтта. О поведении Хейвуда и Моррисона в день мятежа Коул отозвался весьма благосклонно, посчитав их непричастными. Перекрестный допрос боцмана продолжился и на следующий день.

13 сентября опросили еще двоих: Пековера и Пёрселла.

Бывший канонир «Баунти» дал показания лишь против Кристиана, Бёркетта, Миллза, Самнера и Куинтала. Остальных он вооруженными 28 апреля не видел (поскольку, как мы знаем, почти все время находился на нижней палубе). Ничего предосудительного насчет Хейвуда и Моррисона Пековер тоже сообщить не мог.

Строптивый плотник оказался чуть более разговорчивым. Он перечислил целых 17 человек (то есть всех, кроме Маспрэтта), кто в день мятежа взял в руки оружие, включая подсудимых Бёркетта, Миллуорда и Эллисона. О Моррисоне Пёрселл не сказал ничего дурного, отметив, что помощник боцмана был не прочь пойти в лодку с Блаем, но ему не дали.

А вот о Питере Хейвуде бывший плотник вспомнил одну деталь, которая чуть не стала роковой. Когда на воду спускали баркас, Пёрселл увидел, что юный гардемарин стоит, опираясь на саблю. «Ради бога, Питер, зачем вам это?!» — спросил он, после чего Хейвуд, смутившись, тут же бросил оружие и принялся помогать товарищам.

Этот факт вызвал пристальнейшее внимание членов суда. Пёрселлу задали в общей сложности 38 (!) вопросов о Питере Хейвуде, о его поведении в день мятежа и о том, что на самом деле означал тот мимолетный эпизод с саблей. Словно опомнившись, плотник рассказал, что в суете и неразберихе того утра, когда многие вещи, в том числе и холодное оружие, во время погрузки в лодку передавались из рук в руки, и несколько человек так или иначе прикасались к саблям. Смысл всех ответов Пёрселла сводился к следующему: Хейвуд «положил ладонь» на саблю случайно, не намереваясь ею воспользоваться против капитана, и что гардемарина, скорее всего, нельзя считать мятежником. Однако однозначного объяснения суд не получил, и у Хейвуда начались проблемы.