Юрий Тарский - Испытание огнем

Здесь, в южной части порта, было тихо. Ветер тоненько посвистывал и оборванных снастях судов, поставленных на вечный прикол. Деревянный причал, загроможденный пустыми бочками, сломанными ящиками, ржавыми цепями, скрывался в темноте.

Пробравшись на баржу по ветхой скрипучей сходне, Седой долго стоял в тени надстройки — прислушивался к шумам. В какой-то миг ему почудился скрип шагов. Седой замер, затаил дыхание… Тишина. Только устало вздыхает море да гулкими тягучими ударами стучит сердце. “Показалось”, — вздохнул он. И снова насторожился. Шум, вкрадчивый, едва различимый, повторился. У пакгауза мелькнула черная тень. “Побежал за подмогой, ищейка”, — с тоской подумал Седой.

Светящиеся стрелки часов показывали половину восьмого. “Успею”, — удовлетворенно хмыкнул Седой и начал спускаться вниз. В крошечной каюте баржевого было холодно и сыро. Пахло плесенью и мышиным пометом. За разбитыми иллюминаторами однотонно плескалось море и шелестел бесконечный дождь. Где-то поблизости хриплоголосо вскрикнул буксир, и сейчас же издалека ему отозвался другой.

Кончив шифровать, Седой нажал кнопку зажигалки и поднес донесение Пятого к чадящему огоньку. Утром Пятый сказал: “Из-за этого мы здесь. Передай, чего бы это тебе ни стоило”. Он был очень взволнован, Пятый. Взволнован и счастлив — это было видно по его глазам.

Пламя сожрало бумагу и опалило пальцы, но он не почувствовал боли. Взглянул на часы — связь с центром через семь минут. “Все хорошо”, — решил он и устало смежил веки.

Теперь, когда решение было принято, он совсем успокоился.

— Иначе нельзя, — прошептал он, не открывая глаз. — Нельзя, — повторил еще раз, словно хотел убедить в этом самого себя.

Неожиданно вспомнилось назидание педанта-инструктора, обучавшего радиоделу: “Никогда не ведите передачу дважды из одного места. Это опасно!”

Седой грустно улыбнулся. Боже, как давно, кажется, все это было: друзья, покой, Наташка!…

Воспоминания обступили его, закружились вокруг хороводом. Он повторял в уме цифры шифровки, а сквозь них проступали то голубое над солнечной степью небо, то засыпанные снегом ели, то родные до боли лица…

Точно в назначенное время Седой включил рацию. Половина шифровки уже ушла в эфир, когда рядом на причале взвизгнули тормоза автомашины. “Только бы успеть”, — подумал Седой, косясь на дверь.

Он не прервал передачу, услышав над головой топот множества ног. Наверху кто-то истошно вопил: “Эрих, Франц, Курт, он здесь! Больше ему негде устроиться!… Идите сюда, repp штурмфюрер!…

Не снимая правой руки с ключа, Седой левой рукой придвинул к себе лежавшую на столе гранату и вытянул из кармана пистолет. Отстучав последнюю группу цифр, он несколько раз ударил по панели рации рукояткой пистолета. Теперь уже можно было не таиться…

На поверхности слякоть, дождь, пронизывающий насквозь зимний ветер, а тут, на командном пункте под толщей камня и бетона, тепло и по-своему уютно. Верхний свет выключен, и кабинет освещает лишь настольная лампа под зеленым абажуром. Ничего лишнего: стол, несколько стульев, за стеклянными дверцами шкафа корешки лоций и справочников, на стенах карты, круглые морские часы, барометр. Единственное украшение — модель крейсера, им когда-то командовал хозяин кабинета.

“Вещи — зеркало их владельцев”, — припомнилось Соколову когда-то давно вычитанное изречение, и он (в который уж раз) подивился его правоте.

Адмирал снял очки, потер пальцем покрасневшую переносицу и поднял глаза на Соколова.

— Докладывайте, капитан первого ранга, — сказал он глуховатым голосом и положил очки на голубой бланк радиограммы.

— Седой донес, что по сведениям, полученным Пятым, фашисты готовят эвакуацию из Данцига некоторых специальных учебных заведений подводного плавания, — начал Соколов. — На транспорт “Вильгельм” грузится оборудование, вооружение и личный состав для судов особого назначения — по нашим сведениям подводных лодок.

— “Вильгельм”? — наморщил лоб адмирал.

— Так точно. Это бывший лайнер. Водоизмещение двадцать четыре тысячи тонн. До войны курсировал на линии Гамбург–Иокогама.

Адмирал наклонил голову.

— Продолжайте.

— Среди них большая группа подводников всех специальностей. По сути дела, это почти весь обученный резерв их подплава, — доложил Соколов. Он заметно оживился. — Исключительный случай, товарищ командующий! Им никогда не справиться, если они потеряют этих людей. Все нацисты, отпетый народ, специально подобранный.