Несколько веков спустя, когда славные города Пелопоннеса превратились в задворки империи романских кесарей, император Флавий Феодосий перешел в новую религию и запретил Олимпийские игры. Вскоре статую перевезли в столицу империи, где она и погибла при пожаре.
* * *
В стане боцоргов появлялись певцы с бирками «деревенских сказителей», которые воспевали несметные сокровища Эреду. Лабиринты из камня и глины, проложенные под фундаментом великого Храма Земли и Неба, пели они, хранят баснословные сокровища, накопленные за тысячелетия: золото, серебро, драгоценные камни, дорогое дерево, ароматные масла, заморские ткани, папирус отличной выделки… Эти песни кружили голову воинам не хуже вина: у ночных костров они клялись собственноручно разрушить Храм до основания, своими руками взломать землю и вытащить на волю сокровища лабиринта!..
У ночных костров боцорги говорили о том, как плохи дела в граде богини Инанны. «Их дух совсем пал, - передавали друг другу воины, - они видели наш победоносный марш через земли многих царств, и они потеряли всякую волю к сражению! Они надеются только на свои стены и крепкие ворота, они запирают сундуки и прячутся под плетеные одеяла - и все-таки дрожат перед нами, непобедимыми боцоргами, воинами Кюроша-е-Боцорга!»
Они были неправы.
Бэл-шар-уцур бросил клич и пополнял расквартированное в городе войско; горожане обсуждали, как Боцорг, чтобы осадить город, вынужден был бросить на них все силы завоеванных царств и готовились не сдаваться и истощить его; от других городов царства подтягивалось ополчение. Если город Эреду продержится, то и царство Эреду устоит.
Это не устраивало жрецов, потому что «царство» значит «царь».
По городу ползли иные слухи: будто бы в башне Храма Земли и Неба жрецы углядели некие страшные знамения в жертвенных внутренностях; предстоят тяжкие испытания. Правда, не уточнялось, связаны ли они с Боцоргом или с внутренними делами.
«Постойте, - говорили люди друг другу. - Разве Храм Земли и Неба не разрушен?» И отвечали, пожимая плечами: «Вроде разрушен был… да кто его знает? Мож, восстановили… Царь вон ведь сколько храмов разрушил и поперестраивал в последние-то годы!» — и многозначительно молчали, и возводили очи к небу, и делали знак богини Инанны.
А на одном из верхних уровней центрального храма в Эсагиле, в кабинете, украшенном фресками об исцелениях, совершенных богиней Гулой, стоял мрачный жрец десятого ранга Нимдаль и смотрел в окно, обращенное на запад, на развалины храма Основания Земли и Неба. На обломках камня и остатках кирпичной кладки - фундамент даже сейчас казался величественным - сидели подростки из жреческой школы и жевали лепешки с сыром. Иногда до Нимдаля доносился их смех. Рядом с щенками валялись вязанки хвороста, которые они тащили, да так и бросили. Кто, интересно, распорядился свалить хворост во дворе?
Нимдаль развернул свиток из новомодного тростникового материала (а ведь в более благочестивые времена писали только на благородной глине, из которой боги сотворили первого человека!..) и прочел сухой, короткий абзац, так непохожий на официальные славословия: «Известные вам лица готовятся открыть ворота, ждут только гарантий Боцорга. Но Боцорг гарантий не даст, хоть известные вам лица думают обратное. Я знаю, что после длительных войн денег у него не хватает; он поклялся лишить Эреду всех его сокровищ. У нас есть не более трех дней, чтобы исправить ситуацию».
— Итак, брат Никкар… - проговорил Нимдаль спокойным тоном. - Брат Арреш-мер-седх передал тебе это послание?
— Да, почтенный брат Нимдаль…
— Вот не знал, что вы с ним так близко знакомы.
— Не с ним, почтенный брат. У меня есть друг, Эргал, еще со школы, племянник-по-сестре почтенного брата Эриду-нареба… Вот с ним Арреш-мер часто ходят в город последнее время. Они сошлись в любви к музыке…
— Любовь к музыке? - хмыкнул Нимдаль. - В мое время это могли бы назвать изменой небу… Но я ни о чем тебя не спрашиваю, Никкар. Можешь передать своему приятелю - или прямо Арреш-меру - что я готов встретиться с ними обоими. Сегодня, в семь вечера по храмовым часам, здесь. Передашь?
— Да, почтенный брат.
* * *
Брат Нимдаль принадлежал к тем, кто держит в руках ключи от земли и от неба, от правильной жизни во Вратах Богини. Эргал мысленно прикидывал, не бросят ли его после разговора с ним в голодную яму.
Однако все оказалось еще ужаснее.
Нимдаль принял их в одной из комнат на галерее - той, что выходила на закат. В семь часов вечера солнце стояло уже низко над горизонтом, заливая все густым желтым светом. В этом свете почти совсем пропадали фрески со сценами из «Энума элиш», и казалось, будто стены голы и пусты.
Читать дальше