Поль Д'Ивуа - Вокруг света с десятью су в кармане

– Представьте себе, что в Париже меня давно преследует какой-то сумасшедший журналист или выдающий себя за такового, одержимый манией выдавать себя за господина Буврейля, то есть за меня.

– Манией?

– Да. Он до такой степени проникся этой манией, что сам уверен в том, что он господин Буврейль. Это тихое помешательство, и он пользуется свободой. А так как он опасен только для меня одного, то я примирился с этим.

– Но ведь это должно вам причинять массу неприятностей?

– О, до сих пор это меня не особенно беспокоило, а теперь, на время путешествия, я избавлен от него. Только когда мы встречаемся и я утверждаю, что я Буврейль, а он Лаваред, то у нас дело доходит до ссоры. Этот сильный приступ проходит у него после первого душа и нескольких дней отдыха. Кроме того, я никогда не теряю хладнокровия при этих вспышках.

– Умный человек и не может иначе себя держать с несчастным ненормальным человеком.

– Не правда ли?… Бедняга проводил меня до Бордо, и я с трудом мог отделаться от него; и то лишь благодаря таможенной прислуге я не опоздал на пароход. Но довольно говорить об этом, слишком грустно. Куда направляется теперь «Лоран», в Лиссабон?

– Нет, нашей первой остановкой будет Сантандер.

– Что же, будет прием пассажиров?

– Нет, свободных кают больше нет. Одна была свободной, но и та заказана одним путешественником, ожидающим нас на Азорских островах, куда мы зайдем после Португалии.

– Что это, француз, наш соотечественник?

– Не думаю, судя по его имени, или, скорее, по его именам: дон Хозе де Куррамазас-и-Мирафлор.

– А, значит испанский дворянин.

Путешествие совершалось без всяких приключений. На следующий день показались берега Испании; причалили к Сантандеру, где должны были простоять день. Наши друзья вышли на берег.

Ни прекрасная лесная флора, ни прозрачное лазурное небо – ничто не поразило их так, как сантандерское духовенство.

За двадцать пять франков Мирлитон купил у церковного сторожа индульгенцию, прощающую убийство. Он имел право убить человека и все-таки попасть на небо, но с условием не покидать Сантандер. Вне епархии индульгенция теряла свою силу.

Лаваред подсмеивался над этим, возвращаясь со своими спутниками на пароход. Но в то время, как пароход собирался отчалить, случилось нечто, обеспокоившее Лавареда и заставившее его забыть об индульгенции.

Какой-то экипаж на больших колесах мчался с неимоверной быстротой; в нем сидел господин с безумным взглядом, с растерянным видом, с растрепанными волосами. Его можно было принять за сумасшедшего.

Это был Буврейль.

Он выскочил из экипажа, бросился на трап и в одно мгновение очутился на палубе, крича:

– Капитан!.. Где командир?

– Командир еще на берегу, – сказал матрос. – Он предъявляет бумаги для подписи. Мы отчалим, как только он вернется.

– Мне надо поговорить с кем-нибудь из начальства!

– Вот помощник капитана, обратитесь к нему.

Лаваред в это время разговаривал с этим помощником.

– Это мой сумасшедший, – сказал он тихо.

– Как! Он и сюда добрался!..

Буврейль, подойдя к помощнику и не видя Лавареда, сказал:

– Милостивый государь, я Буврейль!

Тот засмеялся ему в лицо:

– Знаем, знаем, господин Буврейль давно едет с нами из Бордо.

– В каюте номер десять?

– Конечно, ведь это его собственная.

– Это уже слишком! Каюта моя, и я Буврейль из Парижа!..

– В таком случае, кто же он, этот пассажир? – спросил насмешливо помощник.

– Почем я знаю!

– Может быть, Лаваред?

Буврейль вскочил. В этот момент он имел действительно вид сумасшедшего.

– Лаваред! – воскликнул он. – Этот разбойник… он опять здесь!.. Караул!!.

Его надо было успокоить. Два матроса крепко держали его за руки.

– У меня есть документы! – рычал он.

Офицер обратился к Лавареду и к сбежавшимся на шум другим пассажирам, среди которых был сэр Мирлитон с дочерью.

– С ним припадок. Я велю ему сделать душ.

– Нет, – вступился Лаваред, – позвольте мне поговорить с ним.

– Как вам угодно. Но лучше было бы сделать душ.

В то время как они обменивались этими словами, Буврейль заметил англичанина.

– А вот, по крайней мере, человек, который меня знает и может подтвердить, обманщик я или нет.

Мисс Оретт наклонилась к отцу и быстро прошептала:

– Папа, вы ничего не скажете, вы не должны быть против господина Лавареда… это вопрос чести!

– Однако…

– Вспомните, что вы теряете право на четыре миллиона!