Святослав Воеводин - Ошибка Вещего Олега

– Ты не такая, как все, – твердила старая Мокша. – Даже я не смогу сравняться с тобой, если ты сохранишь силу. Не думай о кобелях, не подпускай к себе. Они как пиявки. Присасываются и пьют, пока не остается одна оболочка.

Ах, как же она ошибалась! Мать сама не знала мужчин, поэтому ничего в них не понимала. Они не отбирали силу, а наполняли ею. Горячей, упругой, разливающейся внутри жидким пламенем. Переполненная ею, Мара хотела подняться высоко-высоко и парить там, обозревая земные красоты. Но это означало покинуть Олега, а она не могла расстаться с ним ни на мгновение.

– Отпусти, – сказал он, выдергивая руку. – Ехать пора.

– Поедем, – согласилась она.

Олег, поправлявший подпругу на своем златогривом скакуне, обернулся, смерив ее холодным взглядом.

– Князю негоже якшаться с лесными дикарками. Может, ты мавка? А может, и впрямь ведьма? Незачем нам быть вместе.

Черное, тяжелое, холодное, как донный ил, отчаяние начало стремительно заполнять душу Мары. Олег уезжал. Взял обманом и бросил? Не бывать этому!

Глядя на коня, она взялась правой рукой за сережку. Тот встрепенулся и отпрянул, не позволяя Олегу поставить ногу в стремя.

– Очумел? А ну, стой смирно!

Златогрив не подчинился, хотя хозяйский кулак с намотанной на него уздой причинял ему немалую боль. Он не понимал, что с ним происходит, но точно знал, что человек в седло не сядет, а если и сядет, то продержится там недолго. Так было надо, и с этим Златогрив ничего не мог поделать.

Храпя и лязгая зубами, он все время держался мордой к хозяину, чтобы не дать ему зайти сбоку. Это продолжалось долго. Олег весь раскраснелся – не только от бесплодных усилий оседлать коня, но и от стыда. Ему была невыносима мысль о том, что женщина, которую он только что поимел, видит его беспомощность.

– Куда же ты спешишь, милый? – крикнула она и заливисто расхохоталась. – Обманул девицу и в кусты?

На самом деле Маре вовсе не было смешно или хотя бы весело. Да и девицей ее можно было назвать с большой натяжкой, несмотря на то что ляжки ее были перепачканы кровью. Ей было гораздо больше лет, чем казалось неискушенному взгляду. И на самом деле не смех, а гнев разбирал ее.

Олег тоже начал злиться.

– Твои штучки? – спросил он через плечо.

– Это твой конь, – сказала Мара. – Твоя вина, что он тебя не слушает.

– Издеваешься, ведьма? Над князем насмехаешься?

Олег набросил поводья на сук и выхватил из ножен прямой широкий меч. Мара стояла перед ним не шевелясь, если не считать машинального прикосновения пальцев к серьге. Сейчас он видел ее всю, видел глазами, не затуманенными страстным влечением, и не мог не оценить то, как безупречно было отлито ее тело.

– Разве ты князь? – спросила она. – Князья словами на ветер не бросаются. Ты просто мальчишка. Даже коня обуздать не можешь.

Давно уже Олега не называли мальчишкой. От ее слов он испытал странное чувство, в котором поровну смешались негодование и смирение. Он вспомнил, как ее руки насильно притягивали его, задавая ритм и скорость, словно это не он пользовался ею, а она – им. И это было неправильно.

Олег напряг мышцы, готовясь занести меч. Рука не подчинилась ему. Он испытал что-то вроде легкого головокружения оттого, что долго смотрел в черные глаза Мары.

– Руби, – предложила она. – Ты сильный, я слабая. Бей, не жалей.

Он бросил меч в ножны и, оскальзываясь на хвое, пошел к Златогриву. Конь подпустил его беспрепятственно и даже вытянул морду, шевеля волосатыми губами: он как бы извинялся за недавнюю строптивость.

Олег взялся за луку, просунул сапог в стремя и посмотрел на Мару.

– Сколько тебе лет? – спросил он.

– Все мои, – отрезала она.

– Дети есть?

– Нет, – сказала она.

Он легко перебросил ногу через седло и сел, глядя на Мару сверху вниз. Она не знала, чего ждать от него дальше. Она понимала язык зверей и птиц, видела в темноте, заглядывала в будущее и прошлое, отводила глаза и наводила порчу, становилась невидимой или принимала другой облик… и при этом была совершенно беспомощной перед этим мужчиной, потому что совсем не знала мужчин.

– Плохо, – сказал Олег.

– Я рожу, – пообещала Мара, чуть не плача от боязни утратить зародившуюся в ней надежду.

Ведь он не ускакал, хотя она больше его не держала. Он задавал вопросы и что-то решал про себя. Что? Может, заглянуть ему в голову?

Мара подняла руку к серьге, но не взялась за нее, а сделала вид, что поправляет пряди волос, упавшие на лицо.