— Боюсь, это не так уж легко, герр лейтенант. Обычно утром и вечером туда идет грузовик, чтобы отвезти и привезти людей с аэродромов в долине Виппако. Но вчера вечером у него сломался задний мост, так что до семи вечера никакого транспорта нет, — он немного помолчал, — хотя вот что, герр лейтенант, вероятно, я смогу вам помочь. Это, конечно, не входит в мои обязанности...
Так что в конце концов, как только я неохотно расстался с коробкой сигарет, нашелся способ доставить меня в Хайденштадт к полудню. Оказалось, что нужно вернуть мотоцикл курьера в подразделение, куда я назначен — эскадрилью 19Ф в Хайденштадте. Причина всего этого, как я узнал, в том, что вчера на станции венгерский солдат, едущий домой в отпуск, пожелал продемонстрировать своим товарищам крайнюю ненадежность итальянских ручных гранат, используя экземпляр, который прихватил домой как сувенир. В результате трое зевак погибли, а еще семеро получили более или менее серьезные ранения, а среди них и курьер эскадрильи 19Ф, стоявший рядом, чтобы забрать пакет документов с венского экспресса. Мотоцикл следовало вернуть в подразделение, но поскольку его поместили в сарай на другом краю города, мне пришлось подождать, пока его не доставил денщик.
Как раз хватало времени, чтобы освежиться. По пути к вокзальному буфету я начал понимать, на какую странную территорию попал: "прифронтовая зона", о которой я столько слышал и читал, находясь в Каттаро, но никогда не посещал. Станция была запружена солдатней всех национальностей многоязычной армии императора Австрии и апостолического короля Венгрии: мадьярами и словаками, боснийцами и тирольцами, русинами и хорватами. Все устало-одинаковые, и дело не только в потрепанных серых мундирах и буро-ржавой окопной грязи Изонцо, запекшейся на ботинках и обмотках, но и в остекленевшем апатичном взгляде, который, как я вскоре узнал, являлся неизбежным следствием длительного пребывания на фронте.
Этот взгляд мне еще раз довелось увидеть четверть века спустя, в нацистских лагерях смерти. Солдаты, собирающиеся в отпуск, утомленно толпились на платформах, а сержанты военной полиции орали, загружая их в поезда, которые на несколько коротких дней вернут их обратно к женам и детям, в грязные лачуги в венгерских степях или коттеджи в карпатских долинах. Для многих худолицых солдат-крестьян со свисающими черными усами отпуск, несомненно, окажется последним.
После провала нашего наступления на плато Азиаго в мае итальянцы готовили ответный контрудар при Изонцо. Солдаты, что сейчас сходили в Дивакке с поездов, которые привезли их из отпуска, как раз окажутся в первой линии окопов, чтобы его встретить.
Протиснувшись, наконец, к битком набитому буфету - питаться там могли только офицеры, да и то стоя - я попросил стакан чая (на деле, настойку из высушенных малиновых листьев) и кусок хлеба, что и составило мой завтрак, и огляделся. Лишь сейчас я осознал, как изменилась австро-венгерская армия за два года: тяжелые бои с русскими в Польше осенью 1914 года лишили ее тех, кто составлял костяк старого офицерского корпуса, заполнив поредевшие ряды наспех обученными "годовалыми" офицерами или юнцами, попавшими в армию прямиком со школьной скамьи.
Одно место у бокового столика было свободно, и я спросил у молодого лейтенанта, могу ли сесть рядом. Ему было не больше двадцати, но выглядел он гораздо старше, в пропыленном и порванном колючей проволокой кителе. Он не ответил и вряд ли вообще меня заметил, уставившись в пространство глубоко запавшими глазами. Губы его шевелились — он разговаривал сам с собой, одновременно помешивая чай дрожащей рукой. В этот момент он напоминал игрушку на детской площадке, повторяя одно и то же действие, пока кто-нибудь не нажмет кнопку.
Денщик вернулся с мотоциклом, как раз когда я покончил с завтраком. Подписав необходимые документы, я закрепил багаж и отправился в путь, радуясь, что догадался захватить из Вены пару летных очков — лето выдалось пыльное.
Мотоцикл оказался детищем "Лаурин и Клемент" без ножного стартера, так что пришлось разгонять его по главной улочке Дивакки и затем под чихание двигателя запрыгивать на ходу.
Я был рад тому, что получил возможность добраться до расположения своей части самостоятельно, а не ожидая попутный транспорт. Стояло прекрасное утро, июльская жара, отражающаяся от валунов и зарослей, еще не наступила. Я не спеша ехал по укатанной щебенистой дороге, наслаждаясь видами и оставляя за спиной клубы пыли, проезжая мимо Сеножеча, затем от Бирнбаумервальда до долины Виппако — внезапно раскинувшейся зелени посреди голых серых возвышенностей Карсо.
Читать дальше