Джон Биггинс - Двуглавый орел

Этим человеком был мой личный водитель, фельдпилот [4] Фельдпилот (нем. Feldpilot)— пилот разведывательного самолета. , цугфюрер [5] Цугфюрер (нем.Zugsführer)— сержантское звание в австро-венгерских вооруженных силах (между капралом и фельдфебелем), под командованием которого могло находиться от восьми до тринадцати солдат. Золтан Тотт, ну или Тотт Золтан, как он сам себя называл, желая подчеркнуть венгерское происхождение.

Что касается аэроплана позади нас, даже не будь на нём черных мальтийских крестов на хвосте и крыльях, едва ли нужно быть экспертом в области истории авиации, чтобы узнать один из множества немецких двухместных разведывательных аэропланов времён Первой мировой войны: огромный, квадратный, без претензий на изящество или утонченность, лишь крепкий и практичный внешний вид, словно у породистой ломовой лошади.

Аэроплан стоит у нас за спиной на поле, негодующе возвышается на шасси с огромными колесами и как будто говорит: "Что ты там надумал, черт побери?" Короткий нос оснащен шестицилиндровым однорядным двигателем, а пространство между ним и передним краем верхнего крыла занимает неуклюжий коробчатый радиатор, Специалист без труда определит, что это австрийское изделие: точнее, модель "Ганза-Бранденбург CI".

Вообще-то по-настоящему знающий свое дело эксперт может сказать, что фотография сделана примерно в 1916 году, поскольку аэроплан без камуфляжной окраски, оставлен первоначальный цвет: поблескивает лакированной фанерой фюзеляжа и парусиной крыльев, последние настолько полупрозрачные (как я теперь замечаю), и, если внимательно приглядеться, можно заметить черные кресты на верхних крыльях, просвечивающие сквозь нижнюю часть крыла.

Можно также увидеть номер на фюзеляже, 26.74 , а также название, "Зоська", доставшееся нам от какого-то предыдущего польского экипажа. Любопытно теперь думать, что это был, пожалуй, единственный аэроплан за всю историю авиации, управление которым осуществлялось на латыни.

Странно также, что простое прикосновение к зернистой поверхности выцветшей фотографии вызывает в памяти все запахи тех давних лет, как одна из детских декоративных наклеек (правнучка господина Домбровского показала мне такую прошлым летом), при царапании которой ногтем возникает острый запах мяты или корицы.

Я только прикоснулся к фотографии, и тут же повеяло запахами семидесятилетней давности, когда пролетаешь над теперь уже забытыми полями сражений австро-итальянского фронта: аромат утренней росы на помятой колесами траве аэродрома, запахи горючего, аэролака и смазки от пышущего жаром двигателя, теплый кисло-сладкий аромат фанеры из красного дерева, вонь кордита и свежей крови; тошнотворное зловоние тухлых яиц от взрывов зенитных снарядов.

Запах горящей древесины и полотна, висящий в прозрачном, холодном воздухе, иногда приправленный зловещим душком, как у подгоревшего на сковороде сала.

Я никогда не говорил, да особо и не думал об этом в последующие годы: мы проиграли войну, а я вообще потерял свою страну и карьеру, и мне пришлось с нуля строить новую жизнь.

Многие из этих воспоминаний вызывали у меня грусть — откровенно говоря, мне больно думать об этом даже сейчас, спустя много лет после тех событий. Я сильно сомневался, что это вообще кого-то интересует. Но юный Кевин и сестра Эльжбета сказали, что я один из немногих ныне живущих, кто помнит те дни.

Так что, возможно, теперь, когда я наконец-то завершил вспоминать свою карьеру подводника, то мог бы также рассказать о карьере пилота.

Вероятно, вам она покажется интересной, а мне поможет скоротать время, прежде чем гробовщики заколотят крышку моего гроба. Вы, вероятно, сочтете, что некоторые из моих рассказов выглядят неправдоподобными, но боюсь, я ничего не могу с этим поделать: Австро-Венгрия сама по себе была довольно неправдоподобной страной, а в 1916 году полеты все еще считались весьма эксцентричным делом. Причем настолько, что психиатрические тесты, которые стали обязательным условием для кандидатов в летчики во время Второй мировой войны, считались совершенно лишними во времена Первой, поскольку по определению у любого, кто добровольно пожелал летать, не все в порядке с головой, и даже если пока еще все в порядке, то скоро станет иначе.

Надеюсь, что мои байки хотя бы заинтересуют вас, и, возможно, дадут представление о том, каково было забираться в аэроплан в те годы, когда мужчины носили эмблему с двуглавым орлом Священной Римской Империи.