Но поскольку в морской авиации эксплуатировались исключительно летающие лодки, то по понятным причинам пилоты старались сильно не удаляться вглубь страны. Так что большую часть времени эти два вида авиации жили сами по себе. Несколько армейских пилотов летали в морской авиации, но насколько я знаю, я оказался первым морским офицером, перешедшим на службу в армейскую авиацию.
Но даже в этом случае прием, который мне оказали на летном поле Хайденшафта, сильно выходил за рамки цивилизованной вежливости. Когда я прибыл к воротам, усталый и покрытый коркой пыли, то заметил, что караульные меня не приветствуют. Я уже собирался потребовать у них объяснить свое поведение, когда из караулки вышел адъютант. Я отдал честь, представился, засвидетельствовал своё почтение и хотел изложить свои соображения по поводу караульных, которые делали вид, что не узнали морского офицера.
Но только я открыл рот, как адъютант фыркнул:
— Ха, да это же наш мотоцикл. Откуда он у вас?
— Меня попросили вернуть его со станции в Дивакке.
— Наконец-то, давно пора.
Он схватился за руль и покатил его прочь, пока я пытался отцепить свой багаж.
— Подождите,— попросил я. — В моих приказах значится доложиться здесь командиру Девятнадцатой авиагруппы, а затем проследовать в вашу эскадрилью 19Ф в Капровидзу.
Адъютант остановился и обернулся.
— Мы имеем мало общего с тем местом, а что касается гауптмана Хейровски, то сомневаюсь, будет ли он рад вас видеть. На вашем месте я бы просто убрался и не стал его беспокоить.
— Что ж, хорошо, — сказал я, пытаясь держаться с достоинством, и снял с мотоцикла багаж. — Раз вы, видимо, не в состоянии поприветствовать меня, как подобает офицеру и коллеге, буду считать, что о прибытии я, согласно приказу, доложил, и отправлюсь на аэродром Капровидзы. Не окажете любезность, показав дорогу?
Адъютант, не оборачиваясь, неопределенно ткнул пальцем куда-то на юг.
— По дороге до железнодорожного переезда и мимо кладбища... — он внезапно остановился, осененный какой-то мыслью. — Фельдфебель!— проорал он в сторону поста охраны. — Вынеси-ка мне велосипед! К кретинам из Капровидзы прибыло пополнение.
Мне в руки выкатили велосипед.
— Окажите любезность, прихватите с собой, ага? Гауптман Хейровски стащил его в городе, чтобы подарить вашему герру командиру. Просил передать, что если гауптман Краличек захочет как-нибудь покататься — пусть приезжает, научим-покажем.
— Может, изволите изложить все это в письменном виде, если хотите, чтобы я передал такое своему командиру? — резко ответил я. — Сами понимаете — дуэли, суды офицерской чести и все такое.
Адъютант ухмыльнулся:
— Определенно. Под пружиной сиденья уже вложена записка. Что касается дуэлей между нашими командирами, то лично я сомневаюсь, что до этого дойдет... Но даже если и так, уж я точно знаю, на кого поставлю.
Стало ясно, что продолжать обмен оскорблениями бессмысленно. Усевшись на велосипед, к счастью, на колесах по-прежнему стояли резиновые шины, а не их эрзац-аналог из набитых коноплей брезентовых камер, я покатил по дороге до переезда.
Вскоре я выехал на проходившую по дну долины, мимо кукурузных полей, ровную дорогу, с обеих сторон которой росли тополя. Как я вскоре узнал, это было одно из немногих мест в долине Виппако, пригодных для обустройства взлетно-посадочных полос.
В паре километров от города я остановился и, прикрыв глаза, посмотрел вверх: на посадку заходил аэроплан, возвращавшийся на базу Девятнадцатой авиагруппы. Судя по всему, двухместный "Ллойд". Когда он с ревом пронесся над головой, я заметил, что от одной из плоскостей нижнего крыла остались лишь торчащие деревянные обломки и развевающиеся на ветру лоскуты ткани.
На пыльную дорогу упали капли чего-то темного, и еще одна угодила мне в лоб.
"Черт, масло!"— подумал я, надеясь, что оно не испачкало мундир. Я протер лоб платком.
Это оказалось не масло, а кровь.
По моим часам, я прибыл на летное поле Капровидза в шестнадцать минут первого. Похоже, никто против этого не возражал. Я доложился дежурному офицеру, а рядовой проводил меня в весьма потрепанную палатку. База эскадрильи 19Ф была не слишком впечатляющей: каменистая полоса более-менее ровного поля на берегу реки Виппако с пятью брезентовыми ангарами и двумя недостроенными деревянными, хибарой канцелярии, небольшим шатром— по всей видимости офицерской столовой, и несколькими рядами жилых палаток.
Читать дальше