Николай Сванидзе - Погибель Империи. Наша история. 1918-1920. Гражданская война

Андрей в Москве в своем кабинете жег в пепельнице листок бумаги, который неожиданно принесла ему Ида. На этой бумажке было написано, кто из осужденных на последнем процессе сколько продержался до того, как начал оговаривать других и подписывать все подряд.

– «Пятаков – 33 дня, Турок – 58, Радек – 2 месяца 18 дней, Серебряков – 3 месяца 16 дней, Муралов – 7 месяцев 17 дней». Сколько продержусь я?

В марте этот вопрос отступил перед другим: когда? В марте было собрание актива прокуратур СССР, РСФСР, Москвы и области. Все слушали Вышинского. Андрей сидел через один стул от исполняющей обязанности прокурора РСФСР Фаины Нюриной. Вышинский с трибуны говорил: «Еще не выкорчеван старый, недобрый порядок, при котором каждый местный прокурор чувствует себя самостоятельным. В РСФСР – исполняющая обязанности герцогини Нюрина. А в Москве – удельный князь Филиппов. Он, видите ли, не желает подчиняться единому командованию».

Но с должности Андрея не снимали.

Зина получила от Лиды письмо. Какое-то особенно радостное. Уж так все у них в Москве хорошо, так мы с деточкой друг друга любим, что ты, Зина, можешь ни о чем не беспокоиться и работать в Париже столько, сколько тебе нужно. Вот и Виталий Григорьевич нас навещал, говорил, что твоя работа в Париже очень важна для советской науки.

Зина отчетливо поняла, что Лида отгоняет ее от Москвы.

В конце Лида так же радостно писала, что доктор настойчиво рекомендует для лечения ее больной ноги перебраться на время в Крым, выпишет направление, и они с деточкой поедут к морю и поживут там полгода, а может быть, дольше. И это будет превосходно: солнце, фрукты. А ты, Зина, можешь спокойно работать.

Зина поняла, что ее сестра играет ва-банк. Лида придумала, как они там спасутся и что без нее, Зины, это будет легче осуществить.

Зина направила телеграмму Хлопину с просьбой прервать ее командировку по причине необходимости быть рядом с дочерью. Хлопин ответил в том смысле, что он готов оказать содействие Зининым близким. Зина телеграфировала: «Нет, спасибо, справлюсь только я».

Она не могла сорваться, взять билет и уехать в Москву. Она сидела в Париже и ждала. Ходила смотреть, как воздвигаются советский и германский павильоны для Всемирной выставки.

Андрея по-прежнему не трогали. В доме, где он жил, где жила его мать, в Ананьевском переулке, аресты шли по всем этажам. Его квартира – 105. В 103-й – увезли бухгалтера Ланда из «Текстильшвейторга», в 111-й – забрали Андрея Дмитриевича Даманского из Наркомтяжпрома, в 97-й – геолога Карла Бегге, в 95-й – директора Академии пищевой промышленности Нанейшвили Виктора Ивановича, в 94-й – Александра Андреевича Недрита, зам. начальника Московской таможни. Андрей знал об этом сам, видел, слышал, мог отследить по документам.

И из 32-й квартиры. Из 41-й, из 61-й, из 68-й – троих, из 72-й, из 122-й квартиры. Директора табачной фабрики «Дукат», сварщика, капитана милиции, директора Оптико-механического завода, преподавателя. А в соседнем доме № 5 – 31 человек арестован.

А на Соколе, на Врубеля, в Зинином доме из 5-й квартиры, из 9-й, из 13-й, из 15-й, 17-й, 18-й, 19-й, 27-й, 30-й. Взяли и токаря, и инженера, и бухгалтера, научного сотрудника, слесаря-электрика, коменданта дома отдыха, двух милиционеров.

– Так вот в чем идея. Всех без разбора. Независимо от возраста, национальности, происхождения, рода деятельности. А тех, кто арестовывает сейчас, скоро будут арестовывать новые, а потом этих новых арестуют и будут допрашивать уже совсем новенькие, с иголочки. И все на всё готовы. Все идет без сбоев.

4 июля 1937 года Андрей, как прокурор Москвы, получает документ с пометкой «Строго секретно». Выписка из Протокола № 51 заседания Политбюро ЦК. Решение от 2.07.37.

«…Большая часть бывших кулаков и уголовников, высланных одно время, а потом вернувшихся, являются главными зачинщиками антисоветских и диверсионных преступлений в колхозах, совхозах, на транспорте и в некоторых отраслях промышленности… В пятидневный срок представить в ЦК количество подлежащих расстрелу…»

– Ну вот, наконец-то чего я ждал… Почему я не уехал из Союза… Или не застрелился… Они хотят, чтобы я во всем этом участвовал, чтобы приговаривал к немедленному расстрелу своего соседа из 103-й квартиры. Две недели назад я встречал его. Он пожилой человек, с женой, оба нарядные, радостно сообщили мне, что идут в Большой театр…

Меня арестуют точно так же. Я хочу, чтобы это произошло прямо сейчас… Ага, я хочу, чтобы они спасли меня от позора. Вот это был бы счастливый конец, я чувствовал бы себя страдальцем, ни в чем не виноватым, ничего не подписавшим…