Николай Сванидзе - Погибель Империи. Наша история. 1918-1920. Гражданская война

В очередной раз Зина зашла туда 23 августа. В посольстве, как обычно, лежали газеты из Москвы. «Правда» за 17-е число с заголовком «Страна клеймит подлых убийц», «Литературная газета» – заголовок «Раздавить гадину!». «Правда» со стенограммой первого дня судебного процесса в Октябрьском зале Дома Союзов. Фамилии подсудимых – Зиновьев, Каменев, Евдокимов, Бакаев, Мрачковский, Смирнов… Зина зачем-то стала считать количество фамилий. Шестнадцать.

Андрей в это время сидел в Доме Союзов на процессе антисоветского объединенного троцкистско-зиновьевского центра и думал о своем. Накануне ему принесли на отсмотр письма лагерников к родственникам.

– Видимо, чтобы даром хлеб не ел, – думал Андрей, хотя, на самом деле, у него отлегло от сердца, когда из-под надзора прокуратуры вывели все крупные дела о терроризме, бандитизме и государственных преступлениях. Теперь с него уже хотя бы не требовали санкций на аресты всех подряд. Теперь у прокуратуры осталось одно лицо – Вышинский Андрей Януарьевич.

«Ягуарьевич, – усмехнулся про себя Андрей. Так еще недавно позволяли себе произносить отчество Вышинского. – Теперь уже никто не решится, – думал Андрей, глядя из зала на выступавшего как раз в этот момент Вышинского. – Разве только в лагере люди могут себе это позволить».

Мысль его вернулась к вчерашним письмам лагерников. Там было много писем отцов к своим маленьким детям.

Рисунки: звери, птицы, грибы. «Дорогая моя доченька! Этот гриб живет под землей, и его ищут при помощи свиней. Свиньи своим носом роют землю, отыскивают грибы, а человек из-под носу их у них выбирает».

«…Посылаю два вида одного и того же залива Белого моря, как видно из моего окна…»

Андрей посмотрел имя на конверте.

– Алексей Вангенгейм. Соловецкий лагерь. Господи, да это же Алексей Феодосьевич Вангенгейм, главный метеоролог. Сколько же ему лет сейчас. Он же лет на двадцать меня старше. Приятель Горького, Отто Юльевича Шмидта.

«…Пиши, родная! Поцелуй крепко нашу дорогую мамочку. Тебя крепко и много целует любящий папа».

«Я очень плохо рисую, – вдруг подумал Андрей. – Что я смогу нарисовать, когда буду там?»

Он взял следующий конверт. Левитский Владимир.

– Так я, наверное, тоже смогу нарисовать.

Андрей читал письмо за письмом: «Если бы мне кто раньше предсказал, я бы не поверил тому, что выпало на мое семейство…»

«Наташа! Напиши мне, вспоминает ли меня Олюша?..»

Андрей очнулся, когда объявили перерыв в судебном заседании.

Зина у себя в Париже была в курсе, что всех, проходивших на процессе, расстреляли. В посольстве Зине сообщили, что на родине назначен новый нарком внутренних дел Ежов. Лида в письме к новому, 37-му году между прочим написала, что у них в квартире поменялись соседи, сначала в одной комнате, а потом в другой. Написала и то, что ее подруга Муся ей очень завидовала, потому что Мусины соседи вечно скандалили, но теперь и у Муси поселились новые, спокойные люди. И что все хорошо, и все здоровы, и шлют приветы и поздравления. Зина поняла, что Лида пишет про аресты.

В январе 37-го начался новый процесс. Как обычно, все подсудимые обвиняются в связи с Троцким, все они готовили покушение на руководителей партии и правительства.

– А вот и новенькое, – Андрей читал газету, находил в ней то, чего ждал, и по ходу вспоминал: – С каким же возбуждением наши в прокуратуре обсуждали эту новость… Вот в протоколе допроса значилось, что Сокольников встречался с английским журналистом Тальботом, но не знал о связях журналиста с английской разведкой. А Сталин лично на протоколе написал: «Сокольников, конечно, давал информацию Тальботу об СССР, о ЦК, о Политбюро, о ГПУ, обо всем. Сокольников, следовательно, был информатором, шпионом-разведчиком английской разведки».

И секретарши с красными пятнами на щеках уже болтали: «Троцкисты – все шпионы».

Ощущение было – чем громче и шире это раззвонят, тем лучше: это должно было уйти и всосаться в народ. А вот теперь получайте это на процессе. Троцкист – не просто член оппозиции, что уже преступно, но еще и непременно шпион. «Интересно, каким шпионом буду я?»

Андрей ни с того ни с сего представил Зину в Париже. Подумал: «В какой шляпе она сейчас?»

Зина купила себе избыточно, как она думала, эффектную шляпу. В этой шляпе она сидела на скамейке в Люксембургском саду и читала эмигрантскую русскую газету «Последние новости», которую издавал Милюков. Она хотела прочитать, что парижские русские пишут о московских процессах. Милюков в редакционной статье писал: «Россия, наша Родина, явно вступает в полосу выздоровления. Расправа диктатора над своими товарищами – это страшный удар по партии и знаменует собой суд и расправу с самим большевизмом как таковым». Милюков, очевидно, испытывал от происходящего исторический оптимизм. Зина выбросила газету в урну.