Игорь Болгарин - Горькое похмелье

Вновь закипели нешуточные страсти вокруг его имени, точнее, вокруг его тела. Парижское анархистское общество хотело похоронить Нестора на недавно обустроенном русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа. Но против этого решительно восстали белоэмигранты, не раз сходившиеся с ним в рукопашной на степных просторах Украины. Воспротивились и семьи тех, кто уже был здесь похоронен. Даже смерть не могла примирить с ним его врагов.

Наконец, анархисты договорились с администрацией парижского кладбища Пер-Лашез. Но у них не нашлось денег, чтобы откупить клочок земли для могилы, и тогда они приняли решение кремировать тело Нестора и захоронить в колумбарии.

В день похорон на кладбище собралось неожиданно много народу. Пришли не только его близкие, друзья, единомышленники и соратники, но даже кое-кто из его противников. Пришли, чтобы воочию увидеть тело их наконец-то поверженного врага.

На похороны приехали анархисты из Италии, Испании, Германии и даже из России. Во всяком случае, у гроба с телом Нестора была замечена небольшая группка русских анархистов.

Анархисты одного из парижских районов Сен-Дени пришли на кладбище организованно, строем, под черно-красным знаменем.

Ритуальный зал не мог вместить и десятой части тех, кто пожелал проститься с батькой.

Погребальную нишу закрыли патинированной под бронзу доской с портретом Нестора Махно. Волею посредственного скульптора его лицо было облагорожено, омоложено и упрощено. Скульптор старался. Но даже металл не смог передать неистового взгляда батьки Махно.

Воистину: чтобы обрести бессмертие, необходимо умереть. Вечный парадокс.

Возле ниши с прахом Нестора Махно с тех пор всегда, в любое время года свежие цветы. Много ярких гвоздик цвета крови, которую с такой легкостью проливал батька во имя туманного анархического счастья.

Глядя на эту плиту, нельзя не вспомнить о герое Достоевского Рогожине, человеке, в котором добрые качества были задавлены дикостью и лютью.

Крохотный уголок России на французском кладбище Пер-Лашез находится неподалеку от стены Коммунаров.

Конечно, Махно как русскому эмигранту подобало бы лежать на русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа. Но как могли положить его рядом с могилами тех, кого он уничтожал как класс?

В конце этого послесловия мы просим у читателей прощения за то, что снабдили роман историко-публицистическими отступлениями. Мы полагали, что без этого нельзя было понять, особенно молодому читателю, что же происходило в стране в те далекие годы, как и почему возник такой феномен (и мифомен), как Нестор Махно.

Многие спросят: а как сложились дальнейшие судьбы героев нашего повествования? Как мы уже упоминали, истории соратников Нестора Махно тоже таят в себе немало мифических загадок.

Ненадолго пережил Нестора его друг и сподвижник Лев Николаевич Задов (Зиньковский). Удивительная история: завербованный органами ГПУ, он ни разу и ни в чем не подвел Нестора. Несмотря на то что неоднократно получал приказы ликвидировать батьку. Почему он не исполнил приказы, почему до последнего оставался с батькой – не единственные загадки, на которые мы уже никогда не получим ответы.

Загадкой остается даже время, когда он был завербован ГПУ. Если только в 1925 году, как утверждается в некоторых источниках, то нет ответа на вопрос, почему, за какие такие заслуги он вскоре после возвращения из Румынии получил довольно высокую должность: начальника Третьего отдела Одесского управления ГПУ и занимался секретнейшим делом – отправкой наших агентов за рубеж по «южной линии» (Одесса – Румыния – Болгария…). Только одним: он был еще раньше завербован в эти органы. Многие архивы уничтожены, особенно в начале Великой Отечественной. Потому доказать этот факт нам пока не представилась возможность.

Ясно лишь одно: Левка любил батьку и вел себя по отношению к нему в высшей степени благородно. В этом смысле можно предположить, что он был «двойным агентом».

Более девяти месяцев Лев Николаевич мужественно держался на допросах и лишь в сентябре 38-го, не выдержав пыток, он оговорил себя, что является агентом румынской и английской разведок.

25 сентября 1938 года он был приговорен к высшей мере наказания и в тот же день расстрелян. Тогда же был осужден и расстрелян его родной борат Даниил Зотов-Задов, который вместе с Левой прошел махновщину, бегство в Румынию и даже недолго проработал в органах НКВД.

Фантастической выглядит история и первой жены Задова Фени Гаенко, о которой в романе тоже идет речь. Расставшись с Левой, беременная Феня переехала в родное село «красноармейца», а на самом деле махновца Тимофея Трояна. Родила дочку, очень похожую на Леву. А потом, сойдясь с Тимофеем и зарегистрировав брак, родила еще одну. Как писалось тогда, «получилась крепкая советская семья». Об этом лет десять назад рассказал нам племянник очевидца событий, хорошо знавший тетку Феню – престарелый Григорий Михайлович Рольянов (Троян), проживавший в селе Нововоронцовка на Херсонщине.