Игорь Болгарин: Гуляйполе [litres]

© Болгарин И.Я., Смирнов В.В., 2019

© ООО «Издательство «Вече», 2019

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2019

Сайт издательства www.veche.ru

6 ноября 1888 года, за час до полудня, в Крестово-Воздвиженской церкви украинского местечка Гуляйполе во время обряда крещения младенца мужского пола на священнике загорелась риза. Вспыхнула ярко.

Дьячок не растерялся, набросил на священника старенькое одеяльце, которым должны были укутать младенца после обряда.

Моложавый батюшка Димитрий стал растерянно креститься. Родители и восприемники младенца стояли в некотором оцепенении. Отец, Иван Махно, худой, болезненный, кашляющий, весь пропитанный горилкой так, что сам мог вспыхнуть, оперся о плечо жены Евдокии.

Прихожане тихо и встревоженно между собой переговаривались:

– Не до добра это… Ох не до добра… Знак…

– Дьявол родывся!..

Старухи истово крестились.

А младенец совсем не испугался, не заплакал. Он всего сорок дней тому родился и лишь начинал постигать этот открывающийся его глазам мир.

Певчие вдруг затянули «Трисвятье».

Сморщенный крохотный человечек кривился, пускал слюнявые пузыри, косил зрачками, морщился…

– Нарекаю тебя по святцам славным именем Нестор, – после небольшого замешательства священник Димитрий продолжил обряд крещения, – что значит «возвернувшийся додому». Будешь пребывать в странствиях и каждый раз возвертаться до родного очага. И огонь в храме – как знак тепла домашнего, всяко сущее согревающий.

Вечером дьячок записал в церковную книгу: «Сего дни случилось чудо. Во время сполнения обряда крещения в храме само по себе загоревся огнь, но никого не пожог и никакого убытка храму не учинил…»

Видимо, спустя какое-то время он дописал: «…А шо слухи пошли по селу, так то от зловредства паче того бунтарства, до якого у нас серед козаков имеется приклонность… Може, батюшка свечки Божией ризой торкнувся незаметно для очей чи ще якось, а паства неписьменная одразу сочинительством недобрым зайнялась…»

Как бы то ни было, а слухи о дьяволе пошли не только по Гуляйполю, но и по его ближним окрестностям. И сохранились у местного населения на долгие годы.

В недавнем прошлом Гуляйполе – казачья слобода, местечко немалое: имело десять тысяч жителей и было волостным центром богатого Александровского уезда Екатеринославской губернии…

Весна на юге Украины в тот год наступила совсем неожиданно. Еще вчера шел мокрый снег, было сыро и слякотно, а сегодня небо уже поголубело, запахли сады, и крестьяне, у кого был хотя бы небольшой земельный надел, погнали застоявшихся за зиму волов в степь. Выползли из хат старухи, усаживались на скамейках у ворот, обсуждали с товарками, что где за зиму случилось, кто помер, кто женился, у кого скотина пала… Да мало ли что могло случиться в селе за длинную зиму.

В ту же пору, когда еще только первая зелень пробилась из земли и жадно потянулась к солнцу, помещики нанимали бедняцкую детвору в подпаски и пастушки. Все лето будут они пасти коров и телят, а мальчишки постарше водить в ночное панских коней. Платили не щедро, а все же какая-никакая прибыль семье.

Нестор уже второй год подряжался «до помещика Данилевского» подпаском. Работа не трудная. С вечера забрать у пахарей выморенную скотину, напоить, искупать в речке и на всю ночь выгонять на луга, стеречь, чтоб они не наделали шкоды в чужих посевах да чтоб лихие люди их не украли. А цыган-конокрадов, что ни год, в теплом и богатом Приднепровье становилось все больше…

Нестор любил взобраться на только что выкупанного коня и промчаться так, чтобы тугой ветер бил в лицо, чтобы выгоревшие и не знавшие ножниц волосы развевались за спиной.

Вот он выскочил на пригорок, и оттуда вдруг открылись давно знакомые необозримые дали: река Базавлук, рощицы, колокольни церквушек, гребенчатые полоски пирамидальных тополей вдоль пыльного шляха, что вел на станцию. Там, на станции, был другой мир, который извещал о себе разноголосыми гудками паровозов. Чужой мир.

А здесь – простор, воля, дурманящие запахи трав.

А еще Нестор увидел, как там, внизу, малорослый пастушок пытался отогнать коров, которые подступали к посевам овса.

– Куд-ды!.. Куды, заразы! – кричал пастушок тонким плачущим голосом и при этом пытался щелкнуть длинным арапником. Но он только запутывался у ног. И тогда хлопчик оборачивался к пастуху, тощему парубку, блаженно лежащему под теплым солнцем на копне соломы: – Петро! Он коровы в овсы идуть!