Игорь Болгарин - Горькое похмелье

В надежде, что этот очерк содержит драгоценные для нас свидетельства, мы ознакомились с ним. Но оказалось, что этот очерк, от первой и до последней строки, довольно бойкое «разоблачение» Нестора Махно с чужих слов и подсказок.

Следует добавить к мемуаристике о Махно большое количество воспоминаний белогвардейцев, сталкивавшихся с батькой. В основном это очень тенденциозные – нет, не работы, а так, взгляд и нечто. Понятно, что бывшие офицеры или «представители буржуазной интеллигенции» (простите за термин), которых Махно уничтожал без проволочек по классово-сословным соображениям, не могли относиться к батьке объективно. Наиболее толково, с позиции военного человека, отозвался о Махно генерал Яков Слащёв в своей книге «Крым в 1920 году». Генерал пишет о нем уважительно, как о талантливейшем тактике партизанской войны, военном самородке.

В последние годы на Украине, еще до «майдана» (новое летосчисление?), появились псевдодокументальные исследования, рисующие Махно защитником «вольной республики», яростным борцом с большевиками и едва ли не крестным отцом Степана Бандеры. Извините за непарламентское выражение: брехня. Махно был ближе к большевикам, чем кто-либо из партизанских батек. В союзе с Красной армией он воевал несколько раз, в союзе с белыми – никогда. Как глубоко убежденный анархист-интернационалист и, отметим, анархист-коммунист (так он себя называл) он почти до конца своей жизни отрицал какие-либо националистические идеи.

И все же среди всей литературы о Махно выделяется «художественное исследование махновского движения» Василия Голованова, которое названо довольно общо: «Тачанки с юга». Это талантливая работа знающего дело и думающего исследователя и публициста. Она стоит на порядок выше, чем все, что писалось о батьке ранее.

Ревнивый А.Скирда в одной из своих книг «Нестор Махно. Казак свободы» (Париж, 2001) обвинил Голованова в скучном изложении и ненужных размышлениях. Вот уж с больной головы на здоровую. «Тачанки» лапидарны для такого жанра, емки, полны находок и свежести мысли. Это в высшей степени интеллигентный труд.

И все же Голованов не сумел, при всем критическом складе ума, объективно оценить некоторые факты, кочующие из книги в книгу и ставшие штампами. Скажем, история убийства атамана Григорьева, союзника и соперника, изложена так, как рекомендует установившийся стандарт. Между тем батько вел себя на этой роковой для Григорьева «дружеской встрече» очень хитро, даже коварно и подло. Обертка у точных «фактов» явно прохудилась, из мягких бумажных фантиков стали торчать стальные острые углы. Но не будем останавливаться не деталях, как и почему.

И дневники Галины Кузьменко автор не сразу принял за подлинные. Благодаря въедливости исследователя, он установил, что такие дневники могли существовать. Но их содержание вызывало серьезные сомнения. А вот в замечательной беседе Махно с патриархом анархизма князем Кропоткиным Голованов сразу усмотрел «благородный вымысел».

Что же происходит с реальным героем, окруженным таким количеством противоречивых один другому фактов? Он превращается в миф. Как это уже случилось с героем несколько меньшего масштаба – Чапаевым. Ну и пусть. Не будем сетовать, следуя за Скирдой, на всяких «мифотворцев». Миф неизбежен. Образ Махно поистине соткан из противоречий. Он то ангел, то демон. Но он не более кровав, чем многие иные «герои революции и Гражданской войны». И не более благороден. Но в отличие от этих «многих» он обладает ярко выраженным самобытным характером. Как сейчас говорят: харизматическим. Иначе не возникли бы мифы. Махно жил не сообразно обстоятельствам, а наперекор им. Он не похож ни на кого другого, кроме как на самого себя. И дорого заплатил за эту непохожесть, за нежелание использовать попутное течение. Даже когда он пытался плыть по течению, какая-то неведомая сила разворачивала его.

Вот об этом мы и хотели рассказать. То есть создать свой художественно-романтический миф. Мы уверены, что Нестор был таким, каким мы постарались его увидеть. Без этой уверенности как напишешь такой труд, который стоил нам более трех лет тяжелой работы.

Разумеется, иной раз приходилось сдвигать, смещать, концентрировать факты, додумывать, менять некоторые фамилии, которые, однако, скрывают за собой прототипов. Но, смеем уверить читателей, мы не грешили против истины, описывая события и характеры. И не столь уж важно, что Белаш по нашей воле превратился в Черныша – иначе пришлось бы рассказывать слишком длинную историю и не имеющую почти никакого значения о том, как этот герой стал начальником штаба. Федос Щусь провел свое детство не в Гуляйполе, не рядом с Махно, а в некотором географическом удалении. Важно лишь то, что странная дружба-соперничество продолжалась у них на протяжении всей повстанческой эпопеи.