Сергей Моисеев - Переход через пропасть

Действо началось с рок-концерта. Выступавшие группы были хорошо разогреты, солисты забывали слова, музыканты — аккорды, в общем, получалась сплошная импровизация. Каждое попадание зал оживленно приветствовал. Было шумно и весело. Вечный аспирант — электронщик Борода указывал пальцем на прыгавшего по сцене Шуру и сокрушенно объяснял собравшимся: «Это ж он последние копейки на фудзилки тратит. Не жрет, за квартиру не платит, торгует телом в худучилище, а зарплату во всяческие примочки к гитаре переводит».

Страсти на сцене улеглись, народ повалил из душного зала на свежий воздух. Хоть это и был день физфака, часть толпы скорее относилась к лирикам, а не к физикам. Между сторонами разгорелся извечный спор, какой способ постижения мира лучше — интуитивно-чувственный или линейно-логический? Что выше — разум или эмоции? Что лучше — бездушные схемы или живые образы?

Увлеченные спором, мы не заметили, как стало темнеть. Неожиданно подул холодный порывистый ветер. Стало неуютно и очень холодно. Мы осмотрелись по сторонам: в сумерках просматривалась незнакомая холмистая местность. Вокруг поля, луга, полоски леса. Стоим в недоумении на проселочной дороге, усеянной коровьими лепешками. Осенний ветер бросает под ноги перекати-поле и листья. Тьма обступила со всех сторон, скрывая чуждый ландшафт. Никто уже не веселился, все осознавали, что произошло нечто сверхъестественное. Все стало предельно ясно и давило своей очевидностью. Казалось лишним высказываться вслух. И мы двинулись вперед, потеряв ощущение времени. Определить, сколько и куда мы шли, было невозможно, дороги давно не было, нас окружал первозданный мир.

Мы вели первобытную жизнь, наше племя бесконечно кочевало. Мы перемещались за стадом животных. Многие жили семьями. Я уже был женат, рядом со мной бежала моя шестилетняя дочь. Мы постоянно шли вперед, надеясь выбраться из этого злополучного мира. Наши дети не представляли, что может быть иной мир, на взрослых же пережитое наложило неизгладимый отпечаток. Никто ни с кем не общался без необходимости, в каждом взгляде был виден надлом.

Мы были немного разумней стада, идущего впереди нас. Не было желания обустраиваться в этом мире вечной осени. Надобность в разуме отпала.

Животные перемещаются через холмистую местность, вокруг луга и островки леса, моросит дождь. Босые огрубевшие ноги вязнут в истоптанной копытами жиже. Только тупое животное существование — нет будущего. Лохмотья и шкуры прикрывают наготу.

Вдруг стадо бросилось бежать. На холме появляются крупные хищники с очертаниями мамонтов, они издают жуткий протяжный вой. Два стада сталкиваются. Люди устремились к подножию небольшой отвесной скалы, поросшей острым корявым кустарником.

На наше счастье, в скале есть пещера. Мы спасены! Но никто не радуется. Несчастнейшие из людей, загнанные в мрачную сырую пещеру, сидят тесной гурьбой и оплакивают свою участь. Все смыслы потеряны, объяснения отсутствуют, остался могильный холод, первобытный страх и отчаяние.

Чтобы преодолеть смертельный ужас и отвлечь ребенка от пережитого, я думаю нарисовать на стене мамонтенка. В потемках пытаюсь найти подходящий кусок сухой глины, но вдруг натыкаюсь на какой-то сундук, открываю крышку. В сундуке лежит абсолютно новый хромированный фонарик, довольно длинный, он содержит три или четыре круглых батарейки. Перемещаю выключатель, и мощный острый луч света прорезает мрак пещеры.

Освещаю открытый сундук, над ним клубится какая-то дымка. Боясь шевельнуться, физики и лирики следят за моими действиями. Луч скользит по их застывшим гиббонообразным фигурам. Испугавшись луча, одна фигура метнулась в угол пещеры и затаилась, сверкая красными точками глаз. Дымок над сундуком, просвечиваемый лучом, образовал голограмму — возник образ старца в характерной ниспадающей одежде и изрек слово и число: «Считай до восьмидесяти двух».

Мы считаем, лихорадочно вспоминаем цифры, произнося: один, два, три, четыре…

Я считаю все быстрее и быстрее, не контролируя темп, как бы помимо своей воли. Дойдя до шестидесяти, все замолкают, я считаю один. Во рту пересохло, немеет нижняя челюсть, не могу управлять артикуляцией, говорить очень трудно. Главное — не сбиться и говорить четко и отрывисто.

Страх нарастает, ощущение, будто я стремительно падаю, а неминуемый удар о землю — это роковая цифра, которую я выкрикну через пару мгновений.