Сергей Моисеев - Переход через пропасть

Восемьдесят два!

И вроде ничего не происходит.

Видение исчезло, только на стене пещеры появилась аккуратная картинка в раме под стеклом, написанная флуоресцентными, отражающими луч красками.

На небольшой космогонической картине изображены звезды и планеты. Мы подходим ближе, и они вдруг оживают, все начинает двигаться, из космической тьмы и первородного хаоса образуется Ось Мира. Мы видим, как приближается какая-то планета. Вдруг она начинает стремительно вращаться. На планете появляются полюса, она обретает силу притяжения. Образуются полярные шапки, перемещаются целые материки, планета покрывается вулканами. Возникает чувство трепета, невероятного подъема и облегчения.

Кто-то воскликнул: «СМОТРИТЕ! ДА ЭТО ЖЕ БОГ СОЗДАЛ ЗАКОНЫ ФИЗИКИ!»

Харьков. Дом государственной промышленности

Тут мы заметили, что рама картины вовсе не рама, а иллюминатор космического корабля. Мы стремительно приближаемся к девственной планете, на которой появляется атмосфера. Перед нами проносится история Земли, миллиарды лет спрессованы в секунды.

Вот внизу уже виден город.

Летательный аппарат спускается все ниже и ниже. Погожий весенний вечер. После изнурительной зимы харьковчане гуляют в саду Шевченко.

Облетев госуниверситет, корабль садится на площади между памятником Ленину и летним кафе. Нам весело смотреть, как народ в ужасе покидает скамейки и столики, мы спускаемся по трапу. Ильич вне себя от счастья и напевает гимн физфака.

Я взял дочь за руку, нам еще предстоит втиснуться в троллейбус и добраться в общежитие на Павлово Поле.

Январь 1999 г.

Было это в русской глубинке в позапрошлом веке, в затерянной среди лесов деревеньке. Жили там не тужили люди такие же, как и во всей Руси-матушке. И была там одна семья молодая, все в ней было ладно да складно. Жена, звали ее Катя, — загляденье, все, кто ни смотрел на нее, видел свет невещественный, не глазами, конечно, свет, от нее исходящий, каждый душой воспринимал.

«Жница», худ. Константин Васильев

Была она при красоте телесной одарена и добротой, и скромностью. Муж ей под стать: молод, красив, умен, одно слово — мышца Господня. Жили они поживали да горя не знали. Если б не одно — детей у них не было. Бывало, посмотрит Катя на то, как весело соседские дети на улице резвятся, и навалятся на нее тоска да уныние. И как-то незаметно, тут как тут мысль крамольная: что же, Господи, я что, всех хуже? За что такое наказание?

Хотя учили ее, что терпением мы незримо лучшую долю приближаем. Ведь благ Господь и для каждой души у него свой рецепт спасения заготовлен.

Ну а все равно мыслям не прикажешь, лукавый враг рода людского не ведает покоя, ищет души светлые, но приблизиться не может, обжигается. Ждет, когда душа охладеет в вере. Вот тут он и начинает раздувать уже свой огонь, огонь страстей нешуточных, всепоглощающих. Попадет человек в силки, а потом вольно и невольно сам уже для других плетет. Земля до поры всех носит, духи противоборствуют, а по земле их слуги в виде людей ходят. Далеко не каждый, а лишь умудренный и прозорливый сразу отличить их сможет.

И вот в то же время по-своему жил не тужил бродяга Тихон. Жил одним днем, часто не знал, где голову приклонить на ночлег. Был он в буквальном смысле и жнец, и чтец, и на дуде игрец. Слава о нем как о гармонисте удалом всюду шла. Песни он сочинял такие, что за душу брали и наизнанку выворачивали. Как-то про себя самого спьяну сочинил: «Святой Михаил Архангел, не иди за моею душою, я даже сам не знаю, где ее схоронил». Сочинил, да и сам испугался. А память про такие откровения обычно водкой заливал. Но на праздниках, на пиру, он был неотразим. Дивный голос такой силы, что сирены утопились бы от зависти, а глаза светлые, но прожигающие, блеск и неугасимая страсть к жизни с искрой дионисийской, взор — не потухший, как у пахарей, а с лихостью пьянящей к свободе неизведанной и запретной зовущий. Избалованный женским вниманием, Тихон выискивал взором девушек скромных, целомудренных либо верных мужьям. Его незримый покровитель был опытен и редко ошибался в целях и средствах.

Вскружить голову, завладеть умом и сердцем, хоть на час насладиться властью над телом и духом человеческим и — ретироваться.