Сергей Моисеев - Переход через пропасть

Вот таким был наш герой. Но на самом деле он даже об этом не задумывался, не анализировал поток жизненных впечатлений. Главное для него — вертеться среди людей, по этому поводу он и пел: «То ли в морду дадут, то ли торбу набьют, и если не здесь, то обязательно тут». Вот так и бродил по миру, но была у Тихона особая примета — пятно родимое на шее с левой стороны. Бывало, покуролесит он с девкой на сеновале, а через девять месяцев ребенок на свет появится обязательно с таким же пятном — меченый. Тут уж не до кривотолков, сельчане — люди догадливые, отсюда ситуации разные. Отцы с мужьями за ножи да топоры. Но где его сыщешь на Руси необъятной? Сколько трагедий было — не перечесть. Тихон дважды одним путем не хаживал, берег его покровитель до срока, подсказывал, куда где хаживать, где и что говаривать, как из ситуаций щекотливых ловко изворачиваться.

Оказался Тихон в деревеньке нашей, да и подрядился в поле поработать, как раз жатва была. И Катя наша трудилась там же, а мужа ее как раз в город за инструментом отправили. Вечером после жатвы мужики по стаканам самогон разливают, Тихон на гармони поигрывает, сам пьян-весел, и народ веселится, куражится, а Катя как Несмеяна в сторонке сидит. Тихона это только раззадоривает, вот уж кому сегодня вскружу голову! Тоже мне, все люди как люди — резвятся без памяти, а ты думаешь, что силой особой обладаешь, на земле нельзя без греха, не положено. Тот, кто греху противится, лютую злобу этого мира на себя навлекает. Дальнейшее Катя смутно помнит, действительно, всем весело, а ее тоска разобрала, но внимание к себе почувствовала и уйти хотела, да неловко как-то в разгар веселья компанию покидать. А тут вдруг Тихон скоморошничать начал, ей с шутками-прибаутками чарочку поднес. Так что пришлось выпить под общий хохот. Катя думает: ну уж ладно, с меня не убудет, чуть выпью со всеми — и домой.

Но не тут-то, цепко ее уж судьба за локоть держит. Даже крепкие мужики знают, что между первой и второй — перерывчик небольшой, а там воля человека место другим стихиям уступает. И эти силы человеком уже как бильярдным шаром свою партию разыгрывают.

И помнит Катя, как во сне или в наваждении все было, как Тихон с ходу песню для нее сочинил про лунный камень, который он ей дарит. И ночь на сеновале, под самым роскошным покрывалом, звездами да планетами вышитом, пролетела как час. Так уж устроено, что всякое утоленное желание земное осадок горький имеет. Не успел насладиться — либо новая страсть к чему-то охватывает, либо угрызения совести подбираются. Горит человек в стыде, это ему напоминание: в аду жар похлеще и не все вакансии еще заняты. Упал человек в другую крайность — на дно отчаяния, казнит сам себя и не смеет подняться. Схоронила Катя тайну свою в глубине сердца, надо бы на исповедь сходить, да от одной мысли стыд охватывает. Но вскоре тайна из-под сердца еще одним сердечком стучать стала. Муж не нарадуется, думает: «Вот, наконец-то Бог над нами смилостивился!»

Как-то глубокой осенью Катя увидела в окно странницу-монахиню. Пожалела ее, позвала в дом, как водится, обогрела и накормила. Говорит ей странница: вижу, светлая душа у тебя, но за светлыми душами охотников много. Проклятие ты навлекла на род свой до пятого колена. Метка на дочери твоей будет недобрая. Не могу предстоять за тебя — сама грешница. Бог сперва посылает искушение, а потом утешение. Ты не выдержала, а так было бы у тебя чадо через год от мужа твоего. А теперь терпи, чтобы ни было. Чтоб спастись в этом мире, помимо сердца чистого нужно иметь и волю крепкую. Это два крыла, которые человека в горний мир отсюда переносят. Жизнь — это борьба непрестанная. Молись и уповай — терпения тебе и души спасение.

Хотела было идти старица, но остановилась, видит: зря лишнего наговорила, не все, что Бог открывает, выносить из сердца надо. Безутешна Катенька, растеряна и страхом подавлена. Нельзя ее одну оставлять.

— Шла я в Лавру грехи отмаливать, да, видно, останусь на время, по хозяйству вам помогу, а там видно будет. Молиться вместе будем, чтоб миновала тебя доля горькая.

Зима на исходе, и вот морозной мартовской ночью пришло время рожать. В бревенчатой бане многоопытная старица за повитуху роды принимает. Кричит Катя, что есть мочи, а старица с волненьем дитятко принимает. Свет от лучины неровный, но у новорожденного пятно родимое на шее, как залог греховности, просматривается.

Роженица лежит без сил, а старица мгновенно увидела страшную картину будущего. Молва по селу как пожар лесной разнесется, вспомнят сельчане жатву, прокрутят в памяти пятно на шее у Тихона, сопоставят. Эпизоды подозрительные вспомнят, что исчез он куда-то в тот вечер, да и про Катю никто не подумал. Вот уж соседи отыграются, все дурнушки завистливые языки поразвязывают. А муж, куда ни пойдет, везде ему будут мерещиться ухмылки соседские, смешки ехидные про ловкого гармониста. Да придет он пьяный, а ухмылки кривые и в доме ему мерещиться будут, и станет он бить суженую, да не сразу опомнится. Ее тело холодное утром вынесут, а его на каторгу отправят. А дочь в приюте как бурьян расти будет, дразнить ее будут кличками разными, пока не вырастет огонь-девка. Да будет она мужиков женатых привораживать. Как увидит, где мир да любовь между людьми, так обязательно ее бесик принесет, хвостом щелкнет. Разрушит узы сердечные, прикует к себе молодца, а когда он голову потеряет, с глаз долой — из сердца вон. Будет мстить всем за жизнь свою беспутную, много трагедий будет, пока саму ее не настигнет чья-то рука мстительная.