Сергей Моисеев - Переход через пропасть

Но в то же время я явственно ощутил, что кто-то другой во мне тихо обрадовался.

Через пару часов мы уже носились по городу, собирая корзины для котов. Мы спешили, ведь погода явно ухудшалась, когда выехали на окружную, стало темно, как ночью, небывалые тучи сгустились, и хлынул дождь как из ведра. Видимость почти нулевая, фары включены, мы движемся, вернее плывем в сплошной массе воды.

Заранее оплакиваю костюмчик. Ну что там делать по такому дождю? Сетует сочувствующий моему горю вкрадчивый голос. Мои спутницы смотрят на меня, понимают, откажусь ехать — никто не возразит. Мы явно перешли разумную черту.

И тут первую обволакивающую меня удобную мысль пронзает другая мысль как молния — если за котов такая рубка идет, то как вокруг судеб человеческих копья ломаются? Тебе что-то объяснять, когда ты сам всех учить берешься? Или забыл, что взявшийся за плуг и озирающийся неблагонадежен? Врешь, не возьмешь, повторяя слова раненого Чапаева переплывавшего реку Урал, продвигался я на машине сквозь вещественную мглу.

Когда мы почти приблизились к искомому месту, дождь так же внезапно прекратился, как и начался. К нашему изумлению, даже тучи рассеялись, хоть дело было к вечеру, проглянуло солнце и стало светло.

Видим укатанное в асфальт тельце котенка, значит, мы близки к цели.

Вот они! Заметив черного котенка, вскрикнула Лариса. Покинув машину, мы бросились в лес. Здесь среди уже мертвых собратьев кишели живые. Это было что-то неописуемое! Были бы сети — и сети порвались. Улов — двадцать котят и десять щенков. Мы понабивали ими корзины, понимая, что они могут задохнуться, но вариантов не было. Кто-то радостно бежал прямо на руки, кто-то яростно кусался и царапался, не понимая своего счастья.

Некоторые, совсем одичавшие, в ужасе разбрелись по лесу, оглашая чащу душераздирающими криками, забрались, как я и ожидал, на деревья. Мне пришлось трясти ветки, сбивать непонятливую дичь палками. Лариса выманивала живность колбасой. Заметив очередного кота на дереве, я взял палку, чтоб сбить его, но из под коряги выскочил еще один черный кот и пулей помчался в лесную чащу. Темнеет, коты душераздирающе кричат в корзинах, мы углубились в лес на поиски беглецов. Я подумал: вот странно, эта Оля каждого котенка берет на руки, и он каким-то чудом тут же успокаивается. Она, как мать, своим теплом согревала его и незримо пеленала, как будто дитя.

Я как-то сразу понял, что того черного кота, в отличие от остальных, мы никогда не найдем. Оля не теряла надежды, но мне лично все было ясно. Это была воплощенная притча, иллюстрация принципа, и здесь он мне открылся во всей полноте и трагической очевидности. Не все его понимают и принимают — и оттого гибнут.

Почему обязательны слова Христа о прошении — «Просите и дастся, стучите и отворится, ищите и обрящете».

Значит, проси деятельно, наращивай потенциал каждым делом веры, оно же ключ к следующей двери. Не молчи, возопи о помощи, прояви свою волю в просьбе, ведь против твоей воли тебе при всем желании не помогут. Таков закон жизни.

Вот я стою в сумеречном лесу в костюме среди мокрой листвы. Высший предстоящий по отношению к этой неразумной твари. Снимаю с деревьев его горластых собратьев. Пришел спасти и его, а он даже голоса не подаст, и я бессилен перед его упорным молчанием.

Но тут в глубине леса мы услыхали голос. Котенок на дереве, но, оказалось, другой, полосатый, испуганный. Мы его зовем, а он только выше забирается. Вот тут я оказался силен, метал в него палки, весь взмок, долго возился, но сбил, а Оля поймала и крепко прижала к себе.

И в этот миг кто-то коснулся меня — открылась грань между мирами, и вновь увидел я потерянное гармоничное целое, увидел, что нахожусь не в мокром холодном сумеречном лесу, а в храме нерукотворном. Надо мной оказался купол вечернего неба, подпираемый высокими сводами ветвей, стройный хор листвы под управлением дирижера — ветра, где каждый лист поет свою неповторимую партию.

И в этом храме шикарный огромный золотой ковер из листьев. И в этом храме живое Пасхальное присутствие Господа, столь явное, что стало по-особому светло. Вновь отброшен камень, и свет струится от ангелоподобной хрупкой фигуры, которая замерла, охваченная сильным чувством, трепетно прижав к себе присмиревшего котенка.

Господи! Ведь это Чудо! Что я вижу? Ведь этот кот был совершенно обречен, попав сюда!