Сергей Моисеев - Переход через пропасть

И в этой суете — островок покоя и тишины, отсутствие времени… И я уже никуда не спешу, все потерялось на фоне того чувства и состояния, которому слов не подобрать. Разве что повторить словами Апостола: «Премудрость Божия тайная, сокровенная, сходящая свыше… во-первых, чиста, потом мирна, скромна, послушлива, полна милосердия и добрых плодов, беспристрастна и нелицемерна…» (Иак. 3:17).

— Вы вместе? Наконец-то решается обратиться к нам девушка в длинной юбке.

— В общем-то нет. Я только бабушку на поезд посажу и все.

Она, не зная, как поступить дальше, как-то робко вкладывает бабуле две гривны в руку.

— А это еще что? Зачем?

— Это вам просто пригодятся, замялась девушка, не знающая, как еще выразить охватившее и ее невыразимое щемящее душу чувство и в то же время боясь унизить подаянием не просящего помощи человека.

Тут я глянул на часы и поразился, как пролетело время, через пару-тройку минут отправление, а поезда все нет. Замечаю, что далеко впереди стоят два вагона и люди толпятся. Бегу, узнаю: действительно, тепловоз с двумя вагонами — это наш поезд. Все уже уселись. Бегу за бабулей и идем к поезду, я несу сумки, а София семенит рядом, и под ее ногами хрустят осколки разбитой на перроне бутылки. Она волнуется и уже в голос обращается к почившему мужу.

— На кого ж ты меня покинул! Как же я сама с тремя детьми управлюсь? Ведь старший младших обижает иногда! Как же я сама-то?..

Мы успели, оказались в вагоне, рядом слышалось жаркое дыхание локомотива, только разместились — и вот заходит продавщица мороженого и предлагает его нам. Это то, о чем я и думать забыл — мороженое!

Бегу через раскаленную площадь к машине, телефон разрывается от звонков. Я в бурной реке, где все частицы движутся по глубоко обусловленным законам всеобщего детерминизма. Одна странность не дает мне покоя: почему, пока я больше часа общался с Софией на перроне, телефон не звонил? А теперь я снова окружен всяческим неотложным и важным.

Все-таки ни в чем так не путается человек, как в значениях и приоритетах, ведь у каждого, богат ли он или беден, могуч или слаб, времени в сутках поровну. Как распорядиться этим ежедневным капиталом? Как в этом множестве голосов расслышать глас Того, Кто знает истинные значения? Что сделать, чтобы этот Глас достучался до суетного ума?

Мне звонили. Что-то говорили, и я что-то отвечал. Я мчался по улицам Харькова, в железном потоке среди джипов лавировала моя «Таврия», но перед глазами у меня шла по битому стеклу нищая обездоленная София.

— Ну как же так? Вопрошал я.

А голос, который не приходит приметным образом, мне без всякого звонка отвечал.

— Так потому, что ко Мне нет другого пути, и ты об этом читал многократно.

— Многими скорбями, многими скорбями… — слышал я повторяющиеся слова, которые стучали, как мелкие шаги Софии, по битым стеклам спешащей навстречу Вечности.

Июнь 2009 — август 2011 гг.

Август 2014-го. Возвращаюсь с конференции по Новороссии из Ялты. В самолете со мной летит известный полевой командир ополченцев Алексей Мозговой. И вот уже в огромном московском аэропорту мы выходим из самолета, спускаемся по трапу в свете первых утренних лучей. Суровый взгляд воина в камуфляже сканирует окружающую действительность. Вокруг него толпа сонных людей. Глядя на них, загорелых, отдохнувших в русском Крыму, вспомнил выкладки экзистенциалистов о том, что человек спит всю жизнь, и просыпается лишь перед лицом смерти, и смотрит на эту реальность глазами человека проснувшегося.

Командир бригады «Призрак» Алексей Мозговой погиб 23 мая 2015 г.

Но что же он может увидеть?

О чем мог думать полевой командир, глядя на толпу загорелых благополучных русских людей? Может быть, о том, почему он и еще кто-то русский должен рисковать жизнью, предстоять перед смертью, чтобы оплачивать благополучие других, незнакомых, русских людей — беспечных и самодовольных, многие из которых об этом, может быть, никогда и не задумаются. А для чего, собственно, вообще жизнь, как не для возможности жариться на пляжах, утопать в гламуре и постоянно что-то потреблять? Политика — удел немногих, и наши судьбы вершат те, кто в кабинетах, у них рычаги. А наш удел обозначен рамками возможного потребления, и надо постараться успеть выжать из жизни максимум и не забывать бежать к нарисованному горизонту.