Сергей Моисеев - Переход через пропасть

Его, абсолютно беззащитного и доверчивого, рациональный закон человеческого житейского здравомыслия приговорил к смерти.

Ведь люди не ходят этой дорогой — надо было, чтоб прошел крестный ход и надорвалось одно человеческое сердце, чтоб ты сейчас оказался на руках человеческих. Получается, что Сама Богородица и Ее чудотворный Образ провели людей этим путем и спасли тебя.

Она не только наши молитвы, но и твой писк услышала, сжав болью за тебя сердце Ларисы, а потом и этой девочки. Ты был в тисках небытия, но своим писком измерял меру человеческого в человеке и послужил величайшему чуду — преображению души человеческой!

Стоп, о чем это я? Ведь передо мной никакой не ангел. Это Оля «зеленая», она даже перекреститься толком не умеет. «Отче Наш», наверное, не помнит, а о «Символе Веры» и не слышала. О мировой закулисе и врагах отечества не думает. И главное, от кода не отказалась! Вот вопрос — спасет ли ее Господь?

7 октября 2008 г.

Жара страшная, разгар рабочего дня. Поехал на Южный вокзал за билетом. Во все кассы огромные очереди.

Еще по дороге, выруливая на своей раскалившейся на солнце «Таврии», почему-то стал думать о мороженом. Как назло, по пути мороженое нигде не попалось. В очереди у кассы мысль о мороженом стала навязчивой.

Время разуплотнилось, в душном зале медленно течет очередь, медленно течет время.

Думаю о ценности и непостижимости временной субстанции, припоминаю слова Августина Блаженного, который знал, что такое время, пока его об этом никто не спрашивал. Обдумываю планы на сегодня.

Ведь получается, мы неравны не только имущественно, с этим можно бороться. Но как бороться с тем, что времени нам всем по-разному отмеряно?

А с другой стороны, мы все равны, ведь в сутках времени не добавишь, всем порция одинаковая.

Когда подошла моя очередь, окошко закрылось на часовой технический перерыв.

Обычно я понятлив и в каждом внешнем событии ищу скрытую подоплеку, нахожу устраивающее меня объяснение, зачем и почему. Но бывают случаи, когда я просто говорю: «Господи, извини, не понял?»

Ну какой высший смысл в том, что я сейчас перейду площадь, займу очередь в новом терминале, куплю билет, но при этом потеряю самое драгоценное и невосполнимое — время?

Иду в терминал через привокзальную площадь, ну хоть мороженое попадется, и то ладно. Как назло, есть все: пирожки, шаурма, пиво — а мороженого нет.

Открывая утром календарь, прочел, что сегодня день Владимирской иконы Божией Матери и день постный.

И все же мороженое против шаурмы почти постное кушанье, выбор однозначен — мороженое. Но его нет, зато есть пирожок с картошкой. Пришлось, переходя в терминал, жевать пирожок с картошкой и думать о себе с жалостью. Взгляды людей мне как бы говорят: «Ну что ты так сплоховал? Купил пирожок у бабули, неужто так плохи дела?»

«Не мог что-то посолиднее употребить?» — сказали глаза презентабельной девицы, покосившейся на мой пирожок в целлофановом кульке.

Новый терминал меня встретил сплошным блеском — все «по-эвропейски», как любят говорить наши оранжевые власти. Переход в новый терминал заканчивается эскалатором, и здесь перед эскалатором, среди стекла и пластика, как несуразное вкрапление, почему-то стоит бабуля из прошлого века. Все на ней простенькое: платок, коричневый плащ, валенкообразные сапоги и лицо под стать одежде, тоже простенькое. Надо же, доедая всухомятку пирожок, думаю я, это как на инсталляции модернистов стоит человек в потоке жизни. Вне времени и пространства, из иной реальности, вроде как ждет чего-то.

Подозревая, что бабушка просто боится зайти на эскалатор, возвращаюсь и спрашиваю: может, помочь чем?

— Я поезд на Купянск ищу, с восьми утра стою здесь, отвечает бабуля.

— А у людей спрашивали?

— Да не знает никто.

Хорошо, что я пирожок дожевал, а то мог бы подавиться. Ведь уже вторая половина дня, восемь часов стоит как часовой бабуля в оглушительном людском потоке. Оглушенная, парализованная, раздавленная мегаполисом.

Сколько людей сегодня прошло мимо нее — о, горе человечеству, ведь это приговор!

— Бабуля, подождите минутку, я сейчас все узнаю.

Простенькое круглое лицо бабули как-то оживилось, осветилось надеждой. Но она и надеяться боится, не верится ей, что это что-то настоящее, она выстояла и дождалась своего часа. Она начинает суетиться, хватается за сумки, потом снова ставит их под стену.