Сергей Ермолинский - Денис Давыдов (Эскадрон гусар летучих)

— Опять ты свое…

— Я предатель великой армии!..

— Нету великой армии.

— А как я вернусь в Париж?.. — почти плакал маленький барабанщик: — Месье! Отправьте меня в плен! Вы же это понимаете, месье…

— Дурачина! Я сам привезу тебя в Париж и передам твоему легкомысленному папаше.

В дверь осторожно всунулся Васька Буделек.

— Ваше высокоблагородие! К вам подполковник Палицын от графа Ожаровского.

— Проси!

Вошел заснеженный подполковник Палицын.

— Я вас не задержу, Денис Васильевич, — сказал он, поздоровавшись, и добавил, пряча улыбку: — Осведомлен. У вас меланхолия. Недосып. Но… — Он снова перешел на строгий, официальный тон. — В связи с дальнейшей ненужностью доблестных партизанских действий у генерала графа Ожаровского имеется указание о вашем срочном поступлении под его начало.

— Я счастлив, — мрачно отозвался Денис. Рукава его сорочки, вправленной в мужицкие штаны, были засучены по локоть, в руках он держал только что ослепительно наточенную саблю.

Палицын положил на стол пакет.

— Планы вашей передислокации и соединения с частями его превосходительства в конверте.

— О, я был бы счастлив исполнить повеление графа, — сказал Денис, слегка прищурясь. — Но лишен этой возможности, поскольку спешу на соединение с частями генерала Орлова.

— Орлова? — удивился Палицын. — Странно. Граф Ожаровский мечтал иметь тысячу ваших сабель в своем авангарде.

— Я сам мечтал.

— Граф так к вам расположен!..

— Я сам к нему расположен.

В этот момент распахнулась дверь, и возник Попов-Тринадцатый. Он с трудом волочил гигантский куль. Помогавший ему попик тут же исчез.

Денис в изумлении смотрел на Попова, как на воскресшего из мертвых, а затем бросился к нему.

Хорунжий осторожно опустил тяжелый куль, и друзья обнялись.

— Живой, дьявол! — говорил Денис.

Они постукались лбами, и после этой лошадиной ласки Попов шепнул что-то Денису на ухо.

— Да что за секреты? — удивился Денис.

Попов мялся, молчал, глазами указывая на куль, лежавший на полу, и покосился на Палицына.

— Не смею мешать, — произнес тот, поняв, что он лишний, и приложил руку к козырьку. — Разрешите идти?

— Да, да. Графу сердечный привет. Я тоже мечтал.

Палицын вышел.

— Ну что там у тебя? — спросил Денис и хотел было ткнуть куль ногой.

— Тсс! — испуганно остановил его Попов.

Маленький барабанщик, вытаращив глаза, смотрел на Попова. Тот, наконец, приметил его и расхохотался.

— Вив ля Франс! — обнял его, подняв на руки, тискал. Маленький барабанщик пытался вырваться и мычал, весь красный, у него даже слезы выступили, и, наконец, вырвался и убежал.

Попов, тут же затворив за ним дверь и, просунув в ручку табурет, чтобы никто не вошел, таинственно заговорил:

— Дело сделано, Денис, нужно ехать в Петербург! — Он подошел к мешку и начал его вспарывать. — Держи, — озабоченно распорядился он, и Денис, ничего еще не понимая, стал помогать ему. — Боялся, понимаешь, чтобы он не замерз, — говорил между тем Попов.

Когда он снял мешковину и раскрутил тряпки, Денис увидел стоящего, как мумия, офицера. Попов рванул бинты с его лица, и перед ними возникла долговязая фигура коменданта Сычевки полковника Можеро. Наполеоновская прядь примерзла ко лбу, а походный сюртук был в пятнах, в подтеках и разодран. Губы несчастного Можеро едва шевелились, пытаясь что-то произнести. Попов смотрел на Дениса торжествующе.

— Ваше величество! — провозгласил Попов, обращаясь к «мумии». — Вы пленены Отдельным партизанским соединением полковника Дениса Давыдова! — И, повернувшись к Денису, отрапортовал: — Император Франции Наполеон Бонапарт!

Денис щелкнул каблуками перед «императором» и воскликнул, хлопнув Попова по плечу:

— Ну, повезло тебе, чертов сын! Ну и повезло!

Что-то не то было в его тоне, и Попов подозрительно посмотрел на Дениса.

— Ей-богу же повезло! — вскричал Денис со всей искренностью и, чтобы не расхохотаться, бросился обнимать Попова. — Попал, брат, и ты в историю на зависть всем! Ну, молодец! Ну, чертов сын! Военное-то счастье всегда с тобой! Ура-а! Победа! Все! Все-оо! На Париж!

Сквозь метель мчались гусары Дениса Давыдова.

Звон-перезвон сорока сороков!.. Поплыли золотые и синие маковки церквей, зубчатые стены Кремля… Москва!..

А на квартире Дениса Васька Буделек затягивал своего командира в корсет. Портной в это время пальцем стряхивал воображаемые пылинки с новенького, на белой атласной подкладке, генеральского мундира, затем приподнял его двумя руками, бережно, как драгоценную вещь, и стал помогать Денису просунуть руки в рукава. Мундир облег его фигуру, а портной, отбежав на несколько шагов и чуть присев, воззрился на свое творение в немом восхищении. С неменьшим восхищением смотрел на него и Васька Буделек.