Словом, ограничил толерантность к будущей жене до минимума.
Мария таким поворотом была шокирована. Неприлично заботиться о своем избраннике! О, Дио! У средиземноморцев жирным шрифтом в генетическом коде записано – мужчину требуется обихаживать. Любая итальянка – ла мамма. Ладно. Отношения серьезные, на горизонте фата, надо смириться, перепрограммировать хромосомы.
Давай, ищет компромисс Мария, мне ориентировку, поеду за прошутто и маскарпоне, буду тебе делать пиццу и мой фирменный тирамису, аморе мио. У Микеланжа опять сложные щи. Да что ж такое, елки-палки. Выясняется: брюссельские супермаркеты расположены где-то в тьмутаракани и ехать туда – целая история. Причем обязательно выходного дня.
Тут Мария делает в рассказе драматическую ремарку: «Если у меня будет кухня, но я не смогу на ней готовить, я сойду с ума!»
Но главное испытание влюбленных ожидало впереди. В конце концов, можно привыкнуть не убирать, не готовить и не покупать каждый день свежие продукты. Самый страшный удар по отношениям нанес решительный пустяк, как это обычно и происходит.
Однажды Мария решила выбросить мусор. Банально вынести мешок на помойку оказалось невозможным. Жених объяснил, как его сортировать по европейской системе. Мария долго не понимала, возникло напряжение. Нарисовали в итоге схему, как раскладывать, помирились. В холостяцкой берлоге топ-менеджера нашлось много чего дифференцировать.
Чистоплотная Мария целый день копалась в отходах, сверяясь со схемой, и успешно справилась с задачей.
Пойдем, говорит, любимый, уже это все выбрасывать. А он ей – нельзя! Почему? Да так, нужный день прошел. И добавляет:
– Кстати, называй меня Микелааж, а то это французское носовое «н» мне действует на нервы.
Мария вконец расстроилась, ну и новости: в нос не говори, мусора не выброси, мама миа дорогая.
Вот тебе и либеральная Европа. Деньги, чистота, цивилизация. А что с изнанки? Ты просто винтик в государственной машине. Живешь по расписанию, причем не своему, а мусоровоза. Где свобода? Где простые человеческие радости? Это же тоталитаризм! Уже и прошутто нельзя купить!
Мария стремительно олевела. Уезжала она, будучи кротким буржуа с невинным марьяжным интересом, а вернулась грозным Че Геварой с разбитым сердцем. Отчаянно критикует действующие европейские режимы – все, кроме греческого. Только здесь, говорит, еще жива демократия. Почему? Очень просто. Во-первых, потому, что в Греции выкидываешь мусор, когда душа пожелает. А во-вторых, тут по-прежнему курят в ресторанах.
На участке Андреаса, что напротив нашего дома, погибло миндальное дерево. Инжир, олива, грецкий орех стоят ровные, здоровые, красивые, как молодые матери, увешанные обильным потомством, а миндаль подвел. Дал, как говорится, дуба. Скрючился и засох.
Парнасские аксакалы каждое утро собирались у нас на балконе, чтобы обсудить героя спецвыпуска деревенских новостей.
– Наверное, воды ему было мало, – предполагал Лука, двоюродный брат Василики по материнской линии.
– Достаточно тут воды! Ты знаешь, какие у миндаля корни? Наверное, заболел чем-то, – возражал Панайотис, тот, у которого трактор, виноградник и стадо в сорок бараньих голов.
– Не говорите ерунды, – плевал на пальцы девяностолетний Сулис, самый старший из компании. – Не говорите ерунды! Ничем оно не болело. Просто время его пришло.
Основательно обсудив причины гибели миндаля, деревенские принялись думать, как с ним поступить. Каждому хотелось прибрать его к рукам: миндаль горит, может быть, чуть быстрее, чем олива, но зато и занимается проще, и огонь его веселее и ярче. Но участок-то Андреаса! Неважно, что он в деревню уже два года носа не казал и если приезжает, то занимается не хозяйством, а дегустацией вин в соседской винодельне Аргириу. Частная собственность есть частная собственность. Лука рассуждал:
– Зачем Андреасу миндальное дерево? Трудиться он отвык, живет в городе. Там у них и обогреватель, и кондиционер. Ну какое ему дело до дерева? А я бы, может, месяц дом топил.
– Не говори ерунды. Трудиться он отвык! – саркастически кряхтел Сулис, самый старший из компании. – Просто Андреас слишком молод. Сколько ему? Только исполнилось пятьдесят? Вот я и говорю! Что он может понимать в серьезных вещах?
Панайотис, владелец трактора, виноградника и стада в сорок бараньих голов, сделал ход конем: сепаратно позвонил Андреасу в Афины и предложил: так и так, срублю я, а дрова поделим пополам. По рукам? Андреас говорит: не-a. Не по рукам, дядя Панайотис. Самому интересно помахать топором. Выезжаю!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу