Сесил Рот - Иудеи в Венецианской республике. Жизнь в условиях изоляции

Время от времени Леоне да Модена покидал Венецию в надежде улучшить свое материальное положение. Он уезжал то в Ченто, то в Анкону, то во Флоренцию. И все же его всегда тянуло назад, в Венецию, а из его предприятий никогда ничего путного не выходило. Он часто портил отношения с теми, кому преподавал; позже приходилось восстанавливать полезные связи. Более всего остального его благосостояние подрывало пристрастие к азартным играм — один из самых распространенных венецианских пороков того времени. Мы уже упоминали, что этот порок не обошел стороной и гетто. Уж кому-кому, а Леоне да Модена должно было быть известно об этой слабости; еще в нежном тринадцатилетнем возрасте он написал памфлет, в котором осуждал азартные игры. Правда, в силу юного возраста автора памфлет издали анонимно, чтобы он не испытывал слишком большого груза ответственности. Леоне да Модена проигрывал поистине огромные суммы по сравнению со своими скромными доходами, ради которых приходилось столько трудиться. Как правило, руководствуясь поговоркой «всему свое время», он выбирал для очередного загула какие-нибудь памятные даты. Так, во время праздника Хануки в 1594 году он проиграл 100 дукатов. На какое-то время он испугался. Однако пять лет спустя снова взялся за старое и за полгода проиграл не менее 300 дукатов. Благодаря тяжелому труду и полному воздержанию в течение полутора лет он немного поправил свои дела, но на следующую Хануку случился рецидив. Так с перерывами продолжалось всю его жизнь. Стоило ему скопить несколько дукатов, он спешно проигрывал их за карточным столом. С годами его одержимость нарастала, и не проходило ни одного праздника без рецидива. Во время эпидемии чумы в 1630 году он искал в картах утешение от несчастий; начать решил в день поста, когда, в знак траура, были запрещены все обычные занятия. Когда светские главы общины, в надежде смягчить божественный гнев, издали указ, запрещающий все азартные игры, он начал бороться и, проявив скорее смекалку, чем хороший вкус, заявлял, что указ провели незаконно. Именно из-за своего несчастного пристрастия он не раз терял учеников. Из-за этого Иосиф Пардо, живший в гетто меценат и отец нескольких раввинов, которые позже стали знаменитыми в Англии и Америке, отобрал у него важную часть литературного труда. Обычно Модена относился к своим проигрышам равнодушно, поддерживаемый ханжеским соображением (как он эксцентрично писал одному видному зарубежному раввину), что запрет играть в карты не входит в 248 библейских запретов. Нельзя сказать, что ему всегда не везло. За один месяц он выиграл целых 500 дукатов; но, как Модена театрально восклицает, «они ушли так же, как и пришли, и увели с собой других».

Из-за своего пристрастия к азартным играм Леоне да Модена всегда балансировал на грани нищеты. Не однажды, чтобы оплатить самые насущные расходы, он занимал деньги в синагоге в счет будущего жалованья. Когда выходила замуж его дочь, ему пришлось собирать ей приданое по крупицам, выпрашивая деньги у всех своих знакомых. В 1603 году, когда ему не удалось поправить положение после таинственной поездки в Анкону, он увлекся алхимией, с помощью которой очень надеялся восстановить пошатнувшееся семейное благосостояние. Разочаровавшись в этом занятии, он поехал в Феррару, где обосновался надолго; казалось, он наконец-то остепенился. Однако его по-прежнему тянуло в Венецию, воздух которой, как он думал, подходит ему лучше, чем любой другой. Вскоре он вернулся в любимый город.

Леоне да Модена представляет собой любопытное явление. В нем странным образом сочетались ученость и простодушие, просвещение и суеверия, научная интуиция и совершеннейшая доверчивость. Он до такой степени верил в сны, что, руководствуясь одним из них, выбрал себе жену, а впечатления о будущей жизни составил на основании еще одного сна, в котором видел своего отца. Он с презрением относился к суевериям своего времени, но, не стесняясь, зарабатывал деньги продажей талисманов и амулетов, обучал других и даже написал пособие по их изготовлению. Он баловался и алхимией, которую считал серьезной наукой, и написал брошюру, направленную против учения о переселении душ. Он то нападал на каббалу, то защищал ее. Его, хотя и без достаточно веских оснований, считают автором искусных нападок на еврейские традиции. Тем не менее именно он стоит за решением венецианского раввината, осудившего Уриэля Акосту за свободомыслие. Он безоговорочно верил в астрологию и считал, что его отцу предсказали всю жизнь в семнадцатилетнем возрасте; он заказал составление своего гороскопа четырем специалистам — двум евреям и двум христианам, — будучи совершенно уверен, что они разгадают тайны его будущего. Несмотря на свободомыслие и свободу действий, он до самой смерти оставался служкой при синагоге и сочинил много гимнов, которые пользовались большой популярностью. Круг его друзей был так же широк, как и его интересы. Он был хорошо знаком со всеми жителями гетто, которые интересовались как ученостью, так и карточными играми. Он дружил со многими патрициями, послами и церковниками высокого ранга. В то же время он был закадычным другом нескольких преступников, которых потом обвинили в скупке краденого. В праздник Пурим 1636 года из-за них даже закрыли гетто, чтобы провести обыск. Когда друзья попытались избежать наказания с помощью взятки, в деле оказалась замешана фамилия самого Модены; они едва не потянули его с собой на дно. Некрасивая история, впрочем, не мешала ему регулярно произносить проповеди, послушать которые приходили толпы народу.