Бернард Корнуэлл - Тигр стрелка Шарпа. Триумф стрелка Шарпа. Крепость стрелка Шарпа

Бамбуковая палка попала Шарпу под ноги, он поскользнулся и, взмахнув руками, рухнул на землю. Хейксвилл издал победный вопль и подскочил к поверженному врагу с занесенной для последнего удара алебардой.

Ощутив под рукой что-то твердое, Шарп схватил предмет, оказавшийся той самой ракетой, и швырнул сержанту в лицо. Порох уже почти выгорел, но его все же хватило, чтобы полыхнуть еще раз, и вырвавшийся из трубы огненный язык лизнул Хейксвилла в щеку. Вскрикнув от страха, сержант выронил оружие и, отшатнувшись, закрыл лицо руками. В следующее мгновение он с удивлением обнаружил, что может видеть и что лицо даже не пострадало, и, повернувшись к Шарпу, вытащил из-за пояса пистолет.

Как раз в этот момент на поляну вырвался взвод красномундирников. Это были солдаты из гренадерской роты, которые, как и все прочие участники неудавшейся экспедиции, потерялись в ночном хаосе. Один из гренадеров, увидев поднимающегося с земли человека в полосатой тунике, вскинул мушкет.

— Нет! — завопил Хейксвилл. — Оставь его мне! Он мой!

Громыхнувший из-за деревьев залп уложил половину взвода, обратив в паническое бегство остальных. Раскаленная ракета зашипела от брызнувшей на нее крови, а на поляну уже высыпали люди в тигровых одеждах. Первыми были полковник Гуден и сержант Ротье. При виде противника Хейксвилл бросился в чащу, но один из воинов Типу сбил его с ног ударом штыка. Спасаясь от второго удара, сержант завертелся ужом.

— Отличная работа, Шарп! — воскликнул подбежавший Гуден. — Отличная! — Он повернулся к своим людям. — Прекратить! Прекратить! — Приказ был адресован индийцам, с энтузиазмом взявшимся добивать раненых гренадеров. — Берем пленных!

— Берем пленных! — повторил Ротье, отводя в сторону удар штыка, направленный в горло скулящего от страха Хейксвилла.

Шарп тихо выругался. А ведь почти удалось! План сработал, и, если бы не Хейксвилл, он уже был бы со своими старыми товарищами. Вместо этого он стал героем в глазах Гудена, считавшего, что именно Шарп своими криками выманил на поляну взвод гренадеров. Из-за него двенадцать оставшихся в живых однополчан попали в плен. И это не считая дрожащего и рассыпающего проклятия Хейксвилла.

— Вы рисковали, капрал! — Полковник вернулся к нему, на ходу убирая в ножны саблю. — Вас ведь могли убить. Но все получилось, а? И теперь вы капрал!

— Так точно, сэр, сработало, — невесело проговорил Шарп.

Радоваться и впрямь было нечему. Как для него, так и для британцев вообще эта ночь обернулась катастрофой. Люди Типу прочесывали рощу и шумно, со стрельбой и криками, преследовали оставшихся в живых, спешно уходящих за акведук. Тринадцать пленных понуро стояли на поляне, и Шарп знал, что сейчас этих несчастных отведут, как стадо, в город, тогда как их убитые товарищи достанутся мародерам и стервятникам.

— Я позабочусь, чтобы Типу узнал о вашей храбрости, — сказал Гуден, усаживаясь в седло. — Султан сам смелый человек и восхищается этим качеством в других. Не сомневаюсь, что он пожелает вознаградить вас.

— Спасибо, сэр.

— Вы не ранены? — спросил полковник, обеспокоенный невеселым тоном Шарпа.

— Обжег руку, сэр. Ничего особенного, жить буду.

— Конечно будете, — рассмеялся француз. — Ну что, всыпали мы им, а?

— Да, сэр, вздули как надо.

— И вздуем еще, когда они пойдут на штурм города. Они еще не знают, что их ждет!

— И что же их ждет, сэр?

— Увидите. Подождите и увидите.

Так как сержант Ротье решил остаться в лесу, чтобы организовать сбор оружия, полковник попросил Шарпа взять вторую лошадь и сопроводить пленных в город под охраной взвода бурно радующихся победе индийцев.

— Предатель! — Сержант Хейксвилл презрительно плюнул под ноги бывшему подчиненному.

— Не обращайте внимания, — посоветовал Гуден.

— Змея! — шипел сержант. — Кусок дерьма, вот ты кто. Господи! — Последнее восклицание было вызвано тем, что его сзади огрели прикладом мушкета. — Черномазый ублюдок!

— Я бы, сэр, с удовольствием заткнул ему пасть, — обратился к полковнику Шарп. — Вообще, сэр, если вы не против, я бы отвел его в сторонку, да и дело с концом.

Гуден вздохнул:

— Нельзя. С пленниками нужно обращаться хорошо. Мне иногда кажется, что люди Типу не понимают воинского этикета, но я все же сумел убедить их в том, что если мы будем относиться к пленникам по-человечески, то и они будут соответственно относиться к своим.

— И все-таки я бы с удовольствием заткнул ему пасть.