Рафаэль Жерусальми - Братство охотников за книгами

Колен скривился, а Вийон упивался своим рассказом.

— Ватикан проявил невиданную проницательность, и это делает ему честь. Печать Церкви на моей подделке — своего рода защита от всяких неожиданностей. Теперь любой иной вариант, который попытаются опубликовать враги, будет тут же объявлен сомнительным. Даже если это окажется подлинник.

— А он по-прежнему в руках у охотников за книгами!

— Или у меня, вот в этой самой котомке. Иерусалим был бы заинтересован в том, чтобы папа с ним ознакомился. Ведь б о льшая часть того, что говорит тут Иисус, или подвергнута цензуре, или сочинена Анной, дабы оправдать евреев в глазах Рима. Но если братство вручило мне фальшивку или, скажем так, исправленный вариант, в его интересах отныне хранить в тайне существование подлинного текста.

Колен по-прежнему сомневался. Он протянул котомку Вийону.

— Подлинник это или нет, Иерусалим наверняка сохранил копию.

— Да. Но в любом случае текст нельзя будет использовать дважды.

— Разве только им понадобится опровергнуть твой вариант.

— Который устраивает всех куда больше, чем правда.

Франсуа и Колен дружно рассмеялись. Они налили себе еще по кружке сидра. Чокнулись, совсем как в той, другой, таверне, в Лионе.

— Да уж, никто не решится в этом признаться…

— Христос ведь не может Сам Себе противоречить.

— Великие папы и мудрые раввины не могут ошибаться на этот счет…

— И особенно Шартье, который тебя в это впутал.

Колен на мгновение задумался, его лицо омрачилось.

— А ведь ты тоже попал в ловушку вместе с ними, Франсуа. Отныне тебе придется держать язык за зубами…

— Им это прекрасно известно. Вот почему я уверен, что настоящие записи Анны здесь.

— В таком случае иудеи сыграли с тобой злую шутку. Теперь папские ищейки бросятся в погоню за тобой, а не ними.

— И за всеми христианами, которые, веря Христу на слово, не признают догм.

Колен отставил пустую кружку. Строго взглянув на приятеля, он ткнул пальцем в полотняную котомку на скамье. Теперь на эти старые куски пергамента он смотрел иными глазами. С благоговением.

— И что ты будешь с этим делать?

Лекарь надел черную фетровую шляпу. Она была такой высокой, что задевала рожки люстры. Лоренцо, лежа на диване в библиотеке, все ждал, когда эта остроконечная, как у колдуна, шляпа проткнет паутину, растянувшуюся между хрустальными подвесками, или загорится, коснувшись свечи. Врач, не подозревавший об опасности, преисполненный учености и собственного величия, принялся произносить заумные термины по-латыни и по-гречески, что не сулило ничего хорошего. Он оглашал свой вердикт, обращаясь к книгам, как если бы выступал перед обществом ученых коллег. И лишь когда молодой аристократ стал раздраженно разматывать завязки кошелька, эскулап соблаговолил заговорить яснее. У пациента множество кровоподтеков, ожогов и порезов, не говоря об ужасающей худобе. Плотная еда, в частности окорок пожирнее, наверняка пойдет ему на пользу. А хорошее кровопускание должно избавить его от дурного расположения духа, коим страдают все, кому довелось подвергнуться допросу с пристрастием. Успокоившись, Лоренцо щелкнул пальцами, и лакей без промедления проводил шарлатана до дверей дворца.

Молодой монах, которого до сих пор не было видно, выступил из обширной ниши, украшенной бюстом Козимо, отделявшим полки со старинными фолиантами, латинскими и греческими, от полок с современными книгами, итальянскими и французскими. Он испросил дозволения нанести визит выздоравливавшему. Величественным взмахом руки таковое дозволение было дано, и монах стал подниматься по лестнице.

Едва только он вошел в комнату, Федерико тут же сбросил простыни. Ему даже удалось выпрямиться, опершись на перину, он опасался, как бы ему не назначили соборование. Но Авиафар, откинув капюшон, сразу заговорил на древнееврейском. Ему было неведомо, что человек, спасшийся из ватиканских застенков, и есть его вождь, глава братства. Он знал только, что этот человек — иудей, как и он, о чем поведал ему пастух-ессей из Кумрана. Облегченно вздохнув, Федерико предложил посетителю сесть возле постели. Авиафар, пришедший в растерянность при виде жалкого состояния книготорговца, не решался тревожить его вопросами. Больной, любезно улыбнувшись, взял инициативу в свои руки. Он сразу догадался о том, кто этот худой юноша с бледным лицом, так неумело переодетый в монашка.