Чуфо Йоренс - Я подарю тебе землю

В этот вечер, незадолго до того, как Марти, покончив с делами, вернулся домой, исхудавшая Руфь, одетая во все чёрное, в сопровождении священника покинула дом на площади, неподалёку от церкви святого Михаила.

Марти надеялся застать дома священника, чтобы тот рассказал ему, смог ли договориться с Руфью. Вместо этого его встретил расстроенный Омар, сообщив, что Руфь ушла, хотя священник и заверил, что беспокоиться о ней не нужно и что вечером он все объяснит. Марти еще не успел оправиться от удивления, когда голос Андреу Кодины внезапно прервал его раздумья.

— Сеньор, прибыл гонец из Эмпуриона, ещё не спешившись, он сообщил нам нечто ужасное.

— И что он сказал? Андреу, ради Бога, не тяните!

— Сеньор, случился страшный пожар. Сгорели ваши поля и ваш дом в Жироне. Матеу погиб, а ваша мать получила тяжёлые ожоги и теперь при смерти.

Они скакали день и ночь, меняя по дороге загнанных лошадей на свежих; в имение Барбани они прибыли к вечеру следующего дня. Марти скакал впереди, за ним — Льобет и Жофре. Запах дыма и выжженной земли оповестил их о случившемся задолго до того, как с вершины холма их глазам предстала ужасная картина недавнего бедствия. Все постройки сгорели дотла — конюшни, амбары, мастерские, свинарники и, что хуже всего, сам дом. Окрестные леса еще догорали, а вдалеке виднелось единственное строение, чудом уцелевшее в огне. С силой вонзив шпоры в бока лошади, Марти бросился в сторону дома. При его появлении залаяла собака. Почти на скаку Марти спрыгнул с седла, бросился к дому, отчаянно заколотил кулаками в дверь. Почти сразу же приоткрылось дверное окошко, и в нем показались испуганные глаза одного из его арендаторов, с подозрением взглянувшие на Марти. Наконец, стук отпираемой щеколды оповестил о том, что его узнали.

— Где моя матушка, Манель? — нетерпеливо спросил Марти.

— Наверху, сеньор, в нашей спальне. Мы с женой и детьми устроили ее о очага.

В два прыжка Марти взлетел по лестнице на второй этаж и распахнул дверь единственной комнаты. Внутри на скромной кровати лежала женщина, которую он сперва даже не узнал. Cедые волосы рассыпались по одеялу; она с трудом дышала, сражаясь за каждый глоток воздуха.

Все столпились у входа. Марти опустился на колени у постели больной, взял в ладони ее руку, свисавшую вниз, и прошептал:

— Что с вами сделали, мама? Что с вами сделали?

Женщина повернула голову и подняла веки, рассеянно глядя на сына.

Марти показалось, что ее пересохшие губы озарила легкая улыбка.

— Я знала, что ты придёшь, Марти, — прошептала она. — Теперь я могу спокойно умереть.

— Здесь никто не умрет, мама.

Последовала долгая пауза; в наступившей тишине было слышно лишь хриплое дыхание женщины.

Легкое пожатие руки дало Марти понять, что мать сейчас заговорит.

— Их было шестеро или семеро, все в плащах с капюшонами... Они явились глубокой ночью — верхом, с факелами в руках... Двое разлили какую-то жидкость, а остальные ее подожгли... Это был адский огонь, как будто Сатана явился из пекла... Мы не могли его погасить, как ни пытались заливать водой и сбивать ветками... Это было ужасно... Крыша конюшни обрушилась прямо на бедного Матеу, который пытался вывести лошадей и мулов...

Приступ кашля оборвал рассказ.

— Мама, быть может, вы запомнили кого-то из них в лицо? — спросил Марти. — Вы можете его описать?

— Глаза... Глаза главаря, Марти... у него с головы упал капюшон, и я их увидела... Они были похожи на бельма... бледно-голубые, почти бесцветные... и волосы — почти белые, светлее соломы... а лицо щербатое, как после оспы... Но не стоит больше об этом, сынок... Лучше пошли за священником: я хочу исповедаться, прежде чем предстану перед Господом, я не хочу задерживаться...

Услышав эти слова, падре Льобет, стоявший в дверном проеме, приблизился к ложу умирающей и жестом велел всем удалиться. Марти поднялся и отошел в сторону. Священник сел на край постели умирающей и взял ее за руку. По тому, как изменилось ее лицо, он понял, что женщина, несмотря на минувшие годы, узнала его.

— Вот видите, Эмма, — сказал он, — Господу было угодно, чтобы наши дороги снова пересеклись.

— Спасибо за то, что вы столько лет заботитесь о моем сыне...

— За это вы должны благодарить вашего покойного мужа. Я всего лишь исполнял свой долг перед ним.

— Надеюсь, мы с ним скоро встретимся, если, конечно, он не попал в ад, — прошептала Эмма.

— Он не мог туда попасть, — покачал головой Эудальд. — Там никого нет. Ад существует, но он пуст; Господь любит своих детей и не допустит гибели даже самой заблудшей из своих овец.